Посвящается Кристине, у которой моих книг больше, как я подозреваю, чем у меня самой. Мне очень дороги твои дружба и поддержка.
БЛАГОДАРНОСТИ
Для того чтобы написать книгу, требуется население небольшого городка, а то и нескольких. Я благодарна всем друзьям и родственникам, которые мне помогали. Особенно команде первых читателей — Дэвиду, Джею и Марси. Спасибо вам, ребята, за то, что читали быстро и подбадривали меня, когда все получалось так, как задумано. Спасибо и за то, что давали знать, когда не получалось — будь то неудачный выбор слова или «чрезмерная эмоциональность и сентиментальность» Джорджины.
Огромное спасибо моему агенту Джиму Маккарти, который никогда не задерживается с ответом по электронной почте, ценными советами и заверениями в том, что я и в самом деле талантлива и умна. И моему издателю Джону Сконьямильо, который тоже всегда отвечает вовремя и весьма великодушен насчет крайних сроков.
Напоследок я должна горячо поблагодарить читателей за отклики, присылаемые постоянно по электронной почте и на блог. Увлеченность, с которой вы читаете мои книги, вдохновляет меня на продолжение.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
Увы, похоже, к финишу он придет не скоро. Брэд — или Брайан, или как там его звали — трудился, самозабвенно закрыв глаза, с таким усердием, словно секс требовал сосредоточенности не меньшей, чем операция на мозге или подъем штанги.
— Бретт, — простонала я.
Настало время пустить в ход тяжелую артиллерию.
Он открыл один глаз.
— Брайс.
— Брайс… — Я сделала вид, что приближаюсь к пику. — Пожалуйста… пожалуйста… не останавливайся.
Открылся второй глаз. Оба широко распахнулись.
Минутой позже все кончилось.
— Прости, — выдохнул он, скатившись с меня.
Вид у него был расстроенный.
— Я как-то… не подумал…
— Порядок, детка.
Я немного раскаивалась, что пришлось применить трюк «не останавливайся». Он срабатывал не всегда, но на некоторых парней это действовало.
— Все было изумительно.
И на самом деле я почти не лгала. Сам секс — так себе, но последовавшая волна… ощущение его жизни, его энергии, вливающихся в меня… это да. Это и впрямь было изумительно. Чем суккубы вроде меня, собственно говоря, и живут.
Он устало улыбнулся. Силы его струились сейчас в моем теле. Опустошенный, выжженный, вскоре он должен был заснуть и проспать чуть ли не сутки. Душа у него была хорошая, взяла я ее много… как и самой жизни. Теперь он проживет на несколько лет меньше — из-за меня.
Торопливо одеваясь, я старалась об этом не думать. Напомнила себе, как обычно, что должна заниматься этим ради выживания. К тому же таково требование моих инфернальных хозяев — регулярно совращать хороших людей. Из-за плохих я испытывала меньше угрызений совести, но они не соответствовали квотам ада.
Брайса мой поспешный уход удивил, но сил задержать меня у него не оставалось. Я пообещала позвонить — не собираясь этого делать — и, не успел он задремать, выскользнула из квартиры.
Перевоплотилась, едва ступив за дверь. С ним я была высокой черноволосой женщиной, теперь же снова приняла излюбленный вид — маленький рост, зелено-карие глаза, светло-каштановые волосы, отливающие золотом. Внешность я меняла всю жизнь, не останавливаясь на какой-то одной надолго.
Выбросив Брайса из головы, как и большинство мужчин, с которыми спала, я поехала к дому, почти уже ставшему для меня родным. То было желто-коричневое здание, в окружении других таких же, с безуспешной претензией на стильность архитектуры. Припарковав перед ним свой «пассат», я выудила из сумки ключ и вошла.
В доме царили тишина, покой, темнота. Часы показывали три пополуночи. Подойдя к спальне, я превратила свой наряд в красную ночную рубашку. И застыла в дверях, оттого что дыхание перехватило. Удивительно… столько времени прошло, я, казалось бы, уже привыкла к нему, и вид его не должен так меня волновать. Но волновал. Всякий раз.
Сет спал, разметавшись на постели, закинув руку за голову. Дышал глубоко, неровно, простыни сбились клубком вокруг длинного, худого тела. При луне цвета его светло-русых волос было не разглядеть, на солнце же они казались рыжеватыми. И, пока я любовалась им, тепло разливалось в груди. Не думала, что снова испытаю когда-нибудь подобные чувства, после веков… пустоты. Брайс ничего для меня не значил, а этот мужчина значил все.
Я легла рядом, и вокруг меня тут же обвились его руки. Повинуясь, видимо, инстинкту. Связь между нами была так глубока, что даже во сне мы не могли держаться друг от друга на расстоянии. Прижавшись щекой к груди Сета, согретая его теплом, я начала засыпать. Угрызения совести из-за Брайса отступили, остались лишь Сет и моя к нему любовь.
В сон я провалилась почти мгновенно. Хотя на самом деле оказалась словно бы и не во сне, во всяком случае, я там не действовала. А наблюдала за событиями со стороны, как в кино. Только, в отличие от кино, ощущала происходящее очень явственно. Звуки, запахи… все было даже живее, чем в реальности.
Сновиденная Джорджина находилась в какой-то незнакомой кухне. Светлой, полной самой современной техники — я готовлю редко, и мне столько никогда не требовалось. Джорджина стояла у раковины, погрузив руки по локоть в пенную воду, пахнувшую апельсинами. Она мыла посуду, что удивило меня настоящую… но мыла весьма небрежно, что не удивило. Лежавшие на полу детали разобранной посудомоечной машины объясняли, почему понадобилось делать это руками.
Из соседней комнаты доносилась песня «Sweet Home Alabama». Сновиденная я подпевала, моя посуду, и каким-то сюрреалистическим образом я настоящая ощущала ее счастье. В ее душе царили такой покой, такая радость, каких мне испытывать еще не приходилось. Настолько счастливой я не чувствовала себя даже с Сетом… а с ним я была счастлива чертовски. В тот миг я и представить себе не могла, что именно вызвало такие чувства у сновиденной Джорджины, занятой столь прозаическим делом, как мытье посуды.
Я проснулась.
К удивлению, за окном было утро, светлое, солнечное. Как пролетело время, я не заметила. Сон длился, казалось, всего минуту, но, судя по будильнику, прошло целых шесть часов. И, лишившись счастья, которое испытывала во сне, я почувствовала себя больной.
Странно… что-то не так. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, в чем дело, — я пуста. Энергия, необходимая для выживания, энергия, которую я украла у Брайса, пропала. Ее оставалось даже меньше, чем до того, как я с ним переспала. Немыслимо. Подобного притока жизненной силы должно было хватить недели на две по меньшей мере. И все же я чувствовала себя почти такой же высушенной, как он. Не настолько слабой, чтобы потерять способность к перевоплощению, однако новую дозу требовалось получить в ближайшие два дня.
— Что случилось? — послышался рядом сонный голос Сета.
Я повернула голову. Он, приподнявшись на локте, смотрел на меня с нежной улыбкой. Объяснять не хотелось. Пришлось бы упомянуть Брайса. И хотя Сет знал — теоретически, — что именно делала я для выживания, неведение было счастьем.
— Ничего, — сказала я.
Что-что, а лгать я умела. Он коснулся моей щеки.
— Я скучал по тебе вечером.
— Неправда. Ты развлекался с Кейди и О'Нейлом.
Он улыбнулся шире, глаза сделались мечтательными, взгляд обратился внутрь, как всегда, когда он думал о своих персонажах. За долгую жизнь меня не раз молили о любви короли и полководцы, однако даже мои чары не выдерживали порой конкуренции с людьми, жившими в воображении Сета.
К счастью, сегодня такого не случилось. Он вновь сосредоточился на мне.
— Нет. Куда им до тебя в ночной рубашке. Между прочим, это в духе Энн Секстон, помнишь ее «коричные сердечки из кондитерской»?
Только Сет мог цитировать в качестве комплимента поэтессу, страдавшую психическим расстройством. Я опустила взгляд, провела рукой по красному шелку.
— Да, — согласилась я, — смотрится неплохо. Пожалуй, в ней я выгляжу даже лучше, чем без нее.
Он усмехнулся.
— Нет, Фетида. Не лучше.
Я улыбнулась, как всегда, услышав ласковое имя, которое он придумал для меня. Фетида, мать Ахилла, меняющая обличья богиня, побежденная настойчивым смертным. И тут — что для сдержанного Сета было редкой пылкостью — он обнял меня и принялся целовать в шею.
— Эй, — сказала я, неохотно вырываясь. — На это времени нету. У меня дела. И еще я есть хочу.
— Понял, — пробормотал он, приближая губы к моим.
Я перестала сопротивляться. Целовался Сет потрясающе. Его поцелуи таяли на губах, словно сладкая вата, переполняя меня нежностью. Но растаять по-настоящему нам, увы, не дано. В выверенный с точностью до секунды — хоть по часам проверяй — момент он прервал поцелуй. Убрал руки. И посмотрел, улыбаясь, на меня, замершую в неуклюжей позе. Я тоже улыбнулась, подавив разочарование, которым обычно сопровождались эти отступления.
Но только так мы и могли, и, честно говоря, способ был неплох, учитывая сложность наших отношений. Мой друг Хью пошутил однажды, что, мол, все женщины воруют у мужчин душу, пробыв с ними достаточно долгое время. Со мной на это не требовались годы совместной жизни. Хватило бы и одного затяжного поцелуя. Такова сущность суккубов. Не я устанавливала эти правила, и не в моих силах прекратить ненамеренное воровство энергии при тесном физическом контакте. Правда, определить, случился ли контакт, я могла и старалась его не допускать. Я жаждала быть с Сетом, но жизнь у него, как у Брайса, воровать не желала.
Я села, собираясь встать, но Сет в то утро, видно, расхрабрился. Он обхватил меня за талию, посадил к себе на колени, прижал к груди и уткнулся небритым лицом в шею и волосы. Глубоко вздохнул, весь дрожа. Потом медленно выдохнул, словно пытаясь взять себя в руки, и обнял меня еще крепче.
— Джорджина, — шепнул в затылок.
Я закрыла глаза. Шутливое настроение пропало. Обоих накрыло темным облаком разгоравшегося желания и боязни того, что могло произойти.
— Джорджина, — повторил он голосом низким и хриплым.
Я почувствовала, как снова таю.
— Знаешь, почему говорят, что суккубы являются мужчинам во сне?
— Почему? — Голос у меня дрогнул.
— Потому что ты снишься мне каждую ночь.
Услышанные от кого другого, слова эти показались бы банальностью, но у него обрели вдруг глубину и значимость. Пытаясь совладать со взрывом эмоций, я зажмурилась еще крепче. Мне хотелось плакать. Хотелось заняться с ним любовью. Хотелось кричать. Иногда всего этого казалось слишком много. И чувств. И опасности. Слишком, слишком много.
Я открыла глаза и повернулась так, чтобы видеть его лицо. Некоторое время мы смотрели друг на друга, оба при этом желая большего, не в силах ни дать его, ни принять. И, первой отведя взгляд, я с сожалением высвободилась из объятий.
— Вставай. Завтракать пора.
Сет жил в университетском округе Сиэтла — «У-округе», как называли его местные, и поблизости было полно магазинов и ресторанов, обслуживавших студенческий городок. Мы устроились в маленьком кафе, и вскоре, под омлет и разговоры, этот смущающий момент был забыт. Потом, держась за руки, мы двинулись неторопливо по улице. И меня ждали дела, и Сету нужно было садиться за работу, но не хотелось расставаться.
Сет вдруг остановился.
— Джорджина.
— Что?
Он, вскинув брови, уставился куда-то на другую сторону улицы.
— Там стоит Джон Кьюсак.
Я проследила за его недоверчивым взглядом. Там и вправду, прислонясь к стене и покуривая сигарету, стоял мужчина, очень похожий на Джона Кьюсака. Я вздохнула.
— Это не Джон Кьюсак. Это Джером.
— Серьезно?
— Ну. Я же говорила тебе, что он похож на Джона Кьюсака.
— Ключевое слово — «похож». Этот тип на него вовсе не похож. Это он и есть.
— Нет. Уж поверь. — Заметив нетерпение на лице Джерома, я выпустила руку Сета. — Подожди, сейчас вернусь.
Перешла улицу и, приблизившись к своему начальнику, почувствовала, как меня окутала его аура.
Каждый бессмертный наделен уникальным излучением, а у Джерома, как у демона, оно было особенно сильным. Расходилось от него волнами жара — словно стоишь возле включенной духовки.
— Говори скорей, — сказала я. — Портишь мне романтическую интерлюдию. Как обычно.
Джером бросил сигарету, оттолкнул ее носком черного ботинка от Кеннета Коула. Презрительно глянул по сторонам.
— Романтика, здесь? Брось, Джорджина. Ее тут нет. Это местечко — даже не заправочный пункт на пути к романтике.
Я сердито уперла руку в бок. Когда бы Джером ни врывался в мою личную жизнь, это вечно предвещало множество бедствий, с которыми не хотелось иметь ничего общего. И что-то подсказывало мне, что нынешний раз исключением не станет.
— Чего ты хочешь?
— Тебя.
Я заморгала.
— В смысле?
— Сегодня вечером у нас собрание. Всего штата.
— Говоря «всего штата», ты и впрямь имеешь в виду весь штат?
В последний раз архидемон Сиэтла собирал всех своих подопечных для того, чтобы сообщить, что местный черт «не отвечает ожиданиям». Джером позволил нам попрощаться с ним, после чего низверг беднягу в огненные пучины ада. Грустно было, но место его занял мой друг Хью, и потерю я пережила. Оставалось надеяться, что у нынешнего собрания цель иная.
Джером бросил на меня раздраженный взгляд, говоривший, что я зря трачу его время.
— По-моему, я выразился вполне определенно.
— Во сколько?
— В семь. У Питера и Коди. Не опаздывай. Твое присутствие обязательно.
Гадство. Не меня ли собрались изгнать на сей раз? Вроде бы в последнее время я вела себя хорошо.
— А по какому поводу?
— Придешь — узнаешь. Не опаздывай, — повторил он.
Шагнув в сторону, в тень дома, демон растворился.
Мне сделалось не по себе. Демонам никогда не стоит доверять, а уж если они носят обличье капризных кинозвезд и являются с загадочными приглашениями — тем более.
— Все в порядке? — спросил Сет, когда я вернулась.
Я немного подумала.
— Да, в общем, как всегда.
Он благоразумно не стал уточнять, и мы, наконец, расстались. Мне ужасно хотелось знать, чему посвящено предстоящее собрание, но еще больше — что лишило меня ночью энергии. И, разъезжая по делам — бакалея, замена масла, универмаг «Мэйси», — я обнаружила, что снова и снова вспоминаю странный сон. Короткий, но такой яркий и живой. Почему-то я никак не могла перестать о нем думать.
Занятая этой загадкой, я не заметила, что уже семь часов. И, спохватившись, с тяжелым сердцем помчалась к Питеру, то и дело превышая скорость. Чудесно. Я таки опаздывала. Гнев начальства грозил обрушиться на мою голову, даже если собрание касалось вовсе не меня и моей будущей безработицы.
Излучения бессмертных я почувствовала футах в шести от двери в квартиру. Их было много. Ауры друзей, знакомые и любимые, различила сразу. С некоторой заминкой вспомнила, кому принадлежат остальные, — в районе Пагет-Саунда обитала целая толпа служителей ада, с которыми я встречалась довольно редко. Одно излучение вовсе не узнала. И еще одно… в нем было что-то знакомое, но понять, чье оно, я так и не смогла.
Прежде чем постучать, я решила, что собрание всего штата заслуживает большего, чем джинсы и тенниска, поэтому превратила свой наряд в коричневое платье с глубоким вырезом. Волосы сложились в аккуратный узел.
Открыла мне раздраженная вампирша, которую я едва помнила. Она дернула подбородком вместо приветствия и тут же вернулась к разговору с другой вампиршей — ту я тоже видела лишь однажды. Я подумала, что они, наверное, перевелись к нам из Такомы, которая, на мой взгляд, вполне могла быть частью самого ада.
Мой друг Хью, высокий, черноволосый, расхаживал по комнате, оживленно болтая с кем-то по сотовому. Джером с бокалом мартини развалился в кресле. В сторонке стояли, держась, как всегда, в тени, его заместительницы-демоницы, редко появлявшиеся на людях. Питер и Коди — вампиры и мои лучшие друзья — хохотали на кухне в компании еще каких-то служителей ада, которых я тоже знала плохо. Все вместе походило на обычную коктейльную вечеринку. И это внушало надежду, что никого нынче карать не собираются, иначе атмосфера не была бы такой непринужденной. Даже прихода моего никто не заметил, кроме Джерома.
— Опоздала на десять минут, — проворчал он.
— Эй, в свете принято…
Договорить не дала высоченная блондинка, чуть не сбившая меня с ног.
Я подняла взгляд на обтянутые спандексом груди пятого размера, а еще выше увидела огромные голубые глаза с невозможно длинными ресницами. Сверкнули в улыбке великолепные зубы.
Впадаю в ступор я редко, однако такое случается. Эта ходячая кукла Барби была суккубом. Новичком. Таким свеженьким и необтертым, что впору ожидать младенческого писка. Возраст я определила и по излучению, и по внешнему виду. Подобного обличья не принял бы ни один суккуб хоть с каким-то вкусом. Она перестаралась, сводя воедино все якобы привлекательные в мужских глазах части тела. И выглядела детищем Франкенштейна, поражающим воображение и в то же время анатомически невозможным.
Не замечая моего изумления и презрения, она затрясла мою руку с силой мамонта, чуть не сломала.
— Жду не дождусь начать с тобой работать! — заявила она. — Готова причинять страдания всем мужчинам до единого!
Наконец я обрела голос.
— Ты… ты кто?
— Твоя новая лучшая подруга, — сказал кто-то. — Ну-ка, ну-ка, дай на тебя взглянуть. Тауни нужен достойный образец для подражания.
Говоривший подошел к нам, и любопытство, которое вызвала у меня новенькая, развеялось, как пепел на ветру. Я забыла о ней. Узнала излучение, и мне стало дурно. Шея вспотела так, что промок воротничок платья.
То был мужчина ростом примерно с меня — а я невысокая, — оливково-смуглый. На голове больше помады, чем волос. Прекрасный костюм, определенно не из магазина готовой одежды. При виде моего остолбенения на его тонких губах появилась улыбочка.
— Малышка Лета подросла, играет теперь со взрослыми? — заговорил он тихо, так что слышала я одна.
Бессмертным вроде меня в этом мире почти нечего бояться. Тем не менее, есть трое существ, которых я боюсь безмерно. Это Лилит, королева суккубов, создание столь могущественное и прекрасное, что за один ее поцелуй я бы продала душу — еще раз. Это нефилим по имени Роман, сын Джерома, наполовину человек, имевший веские причины, чтобы выследить меня однажды и убить. Третий же, кто вызывал у меня страх, стоял сейчас передо мной.
Его звали Нифон, он черт — как и мой друг Хью. И занимался он, как прочие черти, всего двумя делами. Он исполнял административные поручения демонов, а главное, он заключал договоры со смертными, оценивал и покупал души.
Он тот самый черт, который купил мою.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
На несколько мгновений все вокруг исчезло. Я снова оказалась среди скал, окружавших городок, в котором я родилась, снова стала юной — по сегодняшним меркам меня еще нельзя было назвать взрослой. И Нифон улыбался мне, обещая ответить на все вопросы, решить все проблемы…
Я тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и вернулась на вечеринку.
Улыбочка его стала шире — злая, предвещавшая нечто совсем уж недоброе. Словно передо мной стоял сам змей Эдема.
— Я знал, что это в тебе есть. — Он шагнул ближе.
Голос звучал все так же тихо.
— Понял, как только тебя увидел. Жду не дождусь проверить на деле, насколько… опытной ты стала.
Опомнившись, я попятилась.
— Только прикоснись, гад, и я сломаю тебе шею.
— Какая неблагодарность… ведь это я сделал тебя той, кто ты есть.
— Держись от меня подальше.
Он снова шагнул ко мне, и сердце мое заколотилось с бешеной частотой, которая убила бы любого смертного. В комнате воцарилась тишина — я поняла это, только услышав вдруг голос Джерома:
— Оставь ее в покое, Нифон. Она сказала «нет».
Черт остановился, скорчил просительную мину.
— Да ладно, Джером. Отчего бы демону не поделиться своим добром?
— Ты здесь не для того, чтобы трахаться с моим суккубом. Заняться больше нечем?
В голосе Джерома звучало предупреждение, расслышать которое сумел даже такой тупица, как Нифон. Кое-кто мог-таки отправиться этим вечером в ад. Разочарованный черт поклонился в знак повиновения и отступил. Но бросил на меня взгляд, обещавший, что к разговору мы еще вернемся.
Я подошла к Джерому.
— Надо было, наверное, меня предупредить.
— И нарушить твою любовную идиллию? Такой закоренелый романтик, как я, на это не способен. И потом, я просил тебя не опаздывать. Пришла бы пораньше…
Тут Хью захлопнул мобильник, остановился рядом и поцеловал меня в щеку.
— Привет! Большие дела у нас творятся.
И без того напуганная, я всполошилась еще сильнее.
— Какие?
— Реорганизационные. Наши ряды пополняются. Присылают еще одного суккуба. Верней, уже прислали.
Челюсть у меня отвисла. Вспомнилось сказанное Нифоном.
— Шутишь.
— Увы, нет. Это Тауни.
Устрашающая блондинка тут же подскочила на своих шпильках и попыталась пожать мне руку еще раз. Но, опасаясь перелома, руки я не подала. Вымучила улыбку.
— Ну, привет, Тауни.
Я отвернулась к Джерому и мотнула головой в сторону Нифона.
— А он-то здесь зачем?
— Потому что ее я приобрел, — объяснил черт.
«Приобрел» было новым словцом, означавшим, что он купил ее душу, как когда-то мою.
— Работа у меня такая — присмотреть за ней, пока не обустроится и не поимеет первую жертву.
— За мной ты не присматривал, — сказала я. — Бросил на съедение волкам.
Мне пришлось несколько лет пробыть сексуальной игрушкой хозяина постоялого двора в Константинополе, пока я не освоила наконец суккубовские уловки.
Нифон пожал плечами.
— Новая кадровая политика. Представь, сколько времени это позволяет сэкономить.
Искоса глянув на Тауни, я подумала, что, возможно, желание погубить всех мужчин до единого поможет ей быстрее усвоить необходимые навыки. Хотя ее леопардовая юбчонка внушала некоторые сомнения.
— Ну что ж, прекрасно. Вообще-то я спешу, и делать мне, как я понимаю, здесь нечего…
Хью покачал головой и превратился вдруг из «черта крайне делового» в «черта — моего лучшего друга». По выражению его лица я сразу поняла, что ничего приятного не услышу.
— Ты еще кое-чего не знаешь. Тебе придется с годик быть ее… э-э-э… наставницей.
— Наставницей, — тупо повторила я.
Он сочувственно кивнул. Джером смотрел на нас, откровенно забавляясь.
— И что… э-э-э… я должна делать?
Хью водрузил на журнальный столик портфель и вытащил из него нечто, весьма похожее на распечатанный и переплетенный вручную справочник. Бросил мне. Я поймала и чуть не упала. Страниц там было, наверное, восемьсот.
— «Служебное наставническое методическое руководство для начинающего суккуба в испытательный период (сокращенное)», — прочла я и повернулась к Джерому. — Сокращенное? Скажи мне, что это месть… за то, что я уличила тебя в пользовании «Олд спайсом».
— То еще впереди, — сказал демон. — А это — не шутка.
— Я не могу, Джером. Времени нет! У меня знаешь сколько дел? Я обучаю нового помощника управляющего…
Он стремительно вскочил и навис надо мной без тени улыбки на лице.
— Да, да, Джорджи. Как же я не подумал, что тебя нельзя отрывать от твоего дружка-человека и работы в книжном магазине, без которой мир рухнет, и от прочей долбаной фигни, которой ты занимаешься? Придется, видно, сказать начальству, что у тебя имеются дела поважнее, чем служение силам, ведающим твоей бессмертной душой и способным уничтожить тебя в любой момент.
Щеки у меня запылали. К чему я была вовсе не готова, так это к выволочке в присутствии Нифона и всей сиэтловской адской братии.
— Я не это имела в виду. Я только…
— Вопрос закрыт.
От его тона у меня мурашки побежали. Я сглотнула комок в горле.
— Да, Джером.
Я тоже знала, когда следует отступить. На губах Нифона заиграла ухмылка.
— Дружок-человек. Жуть, как оригинально. Кому бы об этом рассказать?..
— А по-моему, прелестно — сказала Тауни. — Ты, конечно, заставляешь его страдать.
— Их роман — великий подвиг самообслуживания, — вставил Хью как ни в чем не бывало.
Я полоснула его свирепым взглядом. Мы с Сетом отчасти нашли выход из положения, поняв, что можем делать сами с собой то, чего не можем друг с другом. Друзьям я об этом, конечно, не говорила, но они, как видно, догадывались.
Едва представление закончилось, зрители потеряли ко мне интерес. Все, кроме Тауни. Она тут же взялась рассуждать, какая это радость — разбивать мужчинам сердца и доводить их до слез. Я кое-как от нее отделалась и обошла гостиную, здороваясь с теми, кого еще не видела. Шутила и смеялась сама и заставляла смеяться других, лихорадочно обдумывая в то же время, как мне быть с этим неожиданным осложнением. Наткнувшись наконец на Коди, Питера и Хью, притулившихся в уголке, я вздохнула с облегчением. Судя по их лицам, ничего забавнее они давно не слыхали.
Коди, юнец для вампира, но глубокий старик в сравнении с Тауни, обнял меня за плечи. Лохматые светлые волосы его были собраны в короткий хвостик. Неизменно веселый и жизнерадостный, своим юным видом он вечно вызывал у нас желание его баловать.
— Черт. Похоже, это будет нечто. Прижали тебя.
— Как же, — сказала я, вырвавшись, — думаете, я ее боюсь?
— Думаю, да. — Питер содрогнулся.
У него были темные редкие волосы, наряд состоял, как обычно, из вроде бы случайно подобранных, но безупречно сочетавшихся вещей, вплоть до вязаных носков с узором. Вампир примерно моего возраста, он был наставником Коди. Об их отношениях наставника и ученика я раньше как-то не задумывалась. Никаких усилий это, казалось, не требовало. Но ведь и Коди — не Тауни…
Вслед за Питером я посмотрела туда, где новенькая оживленно вещала что-то демонице по имени Грейс. Та слушала с каменным выражением лица. Груди Тауни так раскачивались, что непонятно было, как они еще не прорвали блузку.
— А я думаю, что не боишься, — сказал лукаво Хью, — а завидуешь.
— Чему? Дурному вкусу? Патологическому бюсту? Нечему тут завидовать.
— И все-таки. Я видел твое лицо, когда ты услышала, что нам прислали еще одного суккуба. Похоже, в нашей маленькой компашке кое-кто перестает быть единственной девушкой.
— И что?
— А то. Появилась еще одна сестричка, с которой мы будем нянчиться. Придется тебе делиться нашим вниманием.
— Я ничем не делюсь, — раздраженно буркнула я.
Питер засмеялся.
— А, так тебе это все-таки не нравится. Ждешь не дождешься замутить ссору.
— Ее судьба в твоих руках, — сказал Коди.
— Потребуй, чтобы она называла тебя «мисс Джорджина», — насмешливо добавил Хью, растягивая гласные на южный манер. — Или хотя бы «мэм».
Из-за Нифона и выговора от Джерома я была сильно не в духе.
— Не собираюсь я ее наставлять. С ее-то жаждой идти в атаку на мировую мужскую популяцию я ей вовсе не нужна.
Все трое обменялись ухмылками. Коди, скрючив пальцы, зашипел и мяукнул.
— Не смешно, — сказала я.
— Уж конечно, — сказал Коди. — Ты что, не хочешь помогать людям? Где твои доброта и милосердие?
— Вообще-то, как тебе известно, я на них нажилась, когда продала душу аду.
Питер махнул рукой.
— Это все мелочи. Пора забыть о мелких распрях и вражде. Начинай радоваться празднику. Ты, поди, еще и елку не поставила?
— У меня нет елки в этом году.
Он перестал улыбаться.
— Как?
— Вот дерьмо, — сказал Хью. — Ну, сейчас получишь. Меня так уже изругали за то, что не поставил.
— Потому что ты — Скрудж. — Питер адресовал это ему, но смотрел на меня. — От тебя никто и не ждет рождественского веселья. Но Джорджина… а в прошлом году у тебя была елка?
— Да. Ее сожгли. На вечеринке с мартини, которую я устроила в честь Рождества.
— Я же там был, — сказал Питер. — Не помню этого.
— Ты напился. И отключился.
— И какой же подонок сжег елку?
Мы с Хью переглянулись.
— Хороший вопрос, — сухо сказала я.
Питер посмотрел на Хью с удивлением.
— Неужели ты?
— Нет, — ответил черт. — Картер.
— Рождественскую елку сжег ангел? — спросил Коди.
На той вечеринке он не присутствовал, поэтому услышанное оказалось для него новостью. Как, судя по всему, и для Питера.
— Представь себе, — сказала я. — Мне тоже понравилось. Он поставил пепельницу прямо под нижней веткой.
— Ну, он, пожалуй, оказал тебе услугу, — вмешался Хью. — Можешь теперь купить искусственную. Они легче. Воды не требуют. Не осыпаются. К тому же их можно подбирать под интерьер. Видала, какая у Питера? «Бешеная зелень океана».
Питер вздохнул.
— «Насыщенная морская зелень».
Вслед за ними я тоже посмотрела на эту громадину. Девять футов иголок совершенной формы были обмотаны золоченой мишурой и увешаны красными шариками. Что — поняла я вдруг — безупречно сочеталось с нарядом самого Питера. Выглядела елка как демонстрационная модель с витрины. Верхушку украшала разноцветная, сверкающая звезда, и ее зеленые краски, казалось, придавали голубой оттенок «насыщенной морской зелени».
— Ну хоть ангела наверху у тебя нету, — заметила я. — Это точно было бы лишним. А то и пожаром бы грозило.
— Шути сколько хочешь, — сказал вампир, — но елка у тебя должна быть. Да, кстати, Тайный Сайта… тащи-ка имя.
Я застонала.
— Как, опять?
— Схожу за чашкой. — Он помчался в кухню.
Я посмотрела на оставшихся друзей.
— Вампир, одержимый Рождеством. Ничего страннее не видела.
Питер вернулся с кружкой, в которой лежали несколько свернутых клочков бумаги.
— Осталось немного. Тащи.
Я вытянула одну, развернула. «Картер».
— Сукин сын, — не сдержалась я. — Ненавижу Рождество.
— Неправда, — сказал Питер. — Просто надо поставить елку. И сразу почувствуешь себя лучше.
Я снова посмотрела на звезду, потом — на Тауни и Нифона.
— Что мне точно надо, так это убраться отсюда, — сказала я, отставляя бокал.
Прощаясь с друзьями, я вытерпела еще пару шуточек по поводу своего наставничества. И по дороге к двери услышала, как Джером говорит Грейс:
— …но меня несколько дней не будет в городе.
Тут я сообразила, что не мешало бы его кое о чем спросить.
— Джером…
Он отвернулся от демоницы, смерил меня раздраженным взглядом. И я торопливо поведала, как проснулась этим утром без энергии, которую украла ночью. Джером выслушал со скучающим видом.
— Чем ты ночью занималась? Многократным превращением? Ракетными испытаниями? Тяжелой атлетикой?
Какие занятия могли сжечь энергию, я знала и без него.
— Ничем. Просто спала. Но видела сон.
— Из нас сны жизнь не вытягивают, только из людей, — сухо заметил он. — На чем ад и держится.
Увидев выражение моего лица, он вздохнул.
— Скорее всего, это ничего не значит, Джорджина. Нервное переутомление. Возможно, ты всю ночь бессознательно боролась с сексуальным искушением.
Это легкомысленное объяснение меня не устроило, но делать нечего. Я отправилась домой, держась на этот раз в рамках разрешенной скорости. И, едва войдя в квартиру, шваркнула об пол дурацкое «Руководство». Упало оно с таким грохотом, что Обри, моя кошка, выгнула горбом спину.
— Извини. — В утешение я почесала ее за ухом.
Прошла в спальню и набрала на мобильнике номер Сета.
— Привет, — сказал он.
— Привет. Приезжай ко мне сегодня.
Пауза.
— Ну, я могу, конечно, но…
— Приезжай, пожалуйста! Не поверишь, что мне пришлось пережить. Нам прислали еще одного суккуба.
Он снова выдержал паузу.
— Не знаю даже, что и сказать.
— И не говори, просто тащи свою задницу сюда. Ты мне нужен.
— Фетида… у меня близится финал. Четыре главы осталось. Мысль пришла, когда мы завтракали…
Я испустила тяжкий вздох. Кейди и О'Нейл снова меня победили. До встречи с Сетом я обожала его издалека как гениального писателя, читала и перечитывала его романы. Теперь, увы, я знала, каково это на деле — быть возлюбленной автора бестселлеров.
Послушав мое молчание, он неохотно начал:
— Но если я тебе вправду нужен…
— Нет-нет. Не беспокойся. Все нормально.
— Не похоже. Знаю я вас, женщин. Говорите, что все нормально, а потом… обида навеки.
— Нет, правда. Все хорошо. В любом случае завтра увидимся. К тому же, как только я вылезу из этого платья, так сразу отключусь.
Что-что, а читать методичку я точно не собиралась.
— Ты в платье?
— Да.
— Давно тебя не видел в платье. Какое оно?
Я рассмеялась.
— О… ты напрашиваешься на секс по телефону?
— Секс по телефону? Ты что, у нас ведь не было даже первого телефонного свидания.
— Это нетрудно. Смотри, я говорю, что у платья глубокий вырез, а под ним — ничего. А ты говоришь, что снимаешь его с меня и начинаешь ласкать…
— Боже. Прекрати.
В этом был весь Сет. Он писал такие эротические сцены, что страницы пылали, и такие откровенные диалоги, что даже я диву давалась. Но попроси его сказать вслух что-нибудь этакое — и он немел. Он был застенчив, на людях замыкался, в больших компаниях чувствовал себя скованно и тихо радовался, когда на него не обращали внимания. Я ему сочувствовала, но порой это доставляло неудобство и мне — учитывая, как часто я сама становилась центром внимания. Казалось, с тех пор, как мы вместе, он все-таки слегка раскрепостился, но до совершенства еще далеко.
— Нужно просто немного попрактиковаться. Я помогу. Представь себе — я встаю на колени, медленно расстегиваю тебе брюки…
— Ладно, погоди. Если ты всерьез намерена продолжать, я с радостью сяду за компьютер, и по почте…
— О, горе мне. Иди садись за свою книгу.
Я отсоединилась и рухнула на кровать. Господи боже. Ну и выходные выдались. Я вообще-то предполагала, что рано или поздно у нас появится еще один суккуб. Сиэтл с годами разрастался, меня одной было маловато. Но новенькая? Которую мне придется обучать? Не знай я, что подобные административные решения принимает не Джером, я заподозрила бы его в издевательстве. Шуточка как раз в его духе. И почему нам не могли прислать какую-нибудь необщительную профессионалку, которая делала бы свое дело, никак со мной не соприкасаясь?
И Нифон… еще один гром с ясного неба. Мне не нравились напоминания о прошлом, как не нравился и он сам. Казалось почему-то, что я ему тоже не нравлюсь, хотя причин я понять не могла. Он купил мою душу, заручился моими вечными услугами. Что еще надо?
«Жди и смотри», — шепнул мне некий предостерегающий голос.
Я вздрогнула. Чем скорее Тауни откроет счет, тем лучше.
Я вдруг поняла, что совершенно не хочу спать. А хочу выйти из дому. Не в поисках жертвы… просто так. Пропустить рюмочку. С кем-нибудь пококетничать. Хоть немного себя утешить за перенесенные испытания.
И я отправилась в «Подвальчик», излюбленное водопойное местечко здешних бессмертных. Поскольку этим вечером выводили в свет Тауни, можно было надеяться, что никого из знакомых я там не встречу. Мне же как раз хотелось побыть в одиночестве. Но, войдя в битком набитый бар и пробираясь меж хмельных завсегдатаев к стойке, я ощутила вдруг особыми чувствами бессмертного щекочущий холодок. Навеявший мысли о хрустале и озоне.
Оглядевшись, я увидела Картера, который сидел за столиком в дальнем углу. Сильнейший ангел Сиэтла — тот самый, что спалил мою елку, — меня почувствовал тоже и улыбнулся, приветствуя.
На собрание адского штата он, конечно, прийти не мог. Но охотно тусовался обычно с нашей маленькой компашкой. Поначалу это меня удивляло, но потом я привыкла воспринимать его как естественную и неотъемлемую часть жизни — странноватую и плохо одетую часть, надо заметить.
Куда больше удивили меня в тот вечер его спутники. Трое ангелов, причем двое в женском облике, и человек… раньше я никого из них не видела. Все уставились на меня с любопытством, а один — еще и с презрением. И пожалуйста. Презирать он мог кого угодно и сколько влезет, а меня, после пережитого сегодня, кучкой ангелов было не напугать. Просто видеть Картера с компанией казалось необычным. Насколько я знала, он всегда работал в одиночку. И против собственной воли заинтересовалась: что же свело их вместе… да еще и с человеком в придачу?
Тут Картер подмигнул мне и махнул рукой, приглашая к столу. Чем изрядно удивил ангелов. Я кивнула в ответ, но сперва остановилась у стойки и заказала «гимлет» с водкой.
Подойдя минутой позже, приняла самый нахальный вид и уселась, придвинув стул, рядом с Картером.
— Ну и ну, — сказала я. — Такое впечатление, что в эти выходные все съехались сюда на пикник. Презабавные гости собрались, правда?
— Так я слышал, — ответил он и рассеянно провел рукой по светлым, длиной до подбородка, волосам.
Если я не ошибалась, они были вымыты — впервые за полгода. Видать, к нему явились непростые гости.
— А еще слышал, что кое-кто из ваших собирается тут и остаться.
Я скорчила гримасу.
— Не хочу об этом говорить, если ты, конечно, имеешь в виду то же, что и я.
— Кошки скоро передерутся?
— Эта шутка устарела час назад. Не желаешь представить меня обществу?
Одна из женщин засмеялась. У нее была бронзовая кожа и черные, блестящие, как шелк, волосы.
В глазах, когда она протянула мне руку, затанцевали озорные огоньки.
— Ясмин. А ты — Джорджина.
Я кивнула, не сумев удержаться от улыбки. Она тоже улыбнулась, и на душе у меня стало тепло и радостно. Может, некоторые ангелы не так уж и плохи? Это было приятно, даже очень, потому что остальные как будто не горели желанием со мной знакомиться.
— Я — Уитни, — медленно проговорила другая, чернокожая женщина, волосы у которой были заплетены во множество тонких косичек.
Одета она была стильно, по моим меркам, и носила очки «кошачий глаз», что придавало ей вид одновременно кокетливый и умный. С рукопожатием она чуть замешкалась.
Я выжидающе уставилась на третьего ангела — с темно-русыми волосами, голубыми глазами и длинным узким лицом. Лицо это, надменное и холодное, выражало неодобрение. Именно такими мне ангелы обычно и представлялись. Я уж думала, что он вовсе не заговорит. Но он все же буркнул:
— Я — Джоэль.
Руки, однако, не протянул.
Я повернулась к человеку. Тот улыбнулся так же дружелюбно, как Ясмин, откинул с глаз прядь черных волос.
— Винсент Дамиани. Рад познакомиться.
— Взаимно. — Я бросила лукавый взгляд на Картера. — Я и не подозревала, что у тебя есть друзья.
— Не торопись с выводами, дочь Лилит. — Он глотнул какого-то напитка, похожего на неразбавленное виски. — Они тут по делу.
— О! По сверхсекретному ангельскому, конечно? Что же это за дело? Танцы на булавочной головке? Лоббирование национального Дня невинности?
Взгляд Джоэля похолодел еще градусов на десять.
— Можно подумать, мы станем обсуждать это со служительницей зла.
Ясмин закатила глаза и толкнула его локтем.
— Она шутит.
— Она хочет, чтобы ты так думала, — сказал он мрачно. — Что до меня, я бдительности не ослаблю, пока она испытывает на нас свое коварство и силу обольщения.
Не сводя с него глаз, я медленно, томно улыбнулась и откинулась на стуле так, что юбка заскользила вверх по бедрам.
— Детка, если я захочу испытать свое коварство и силу обольщения, ты узнаешь об этом первым.
На лице его проступил темный румянец. Джоэль взглянул на Картера.
— Не знаю, в какие игры ты играешь… по твоему мнению… но от нее тебе следует избавиться.
Картер и глазом не моргнул.
— Она безобидна — если только ты не бог-наркоторговец или нефилим. Или писатель-интроверт.
Ясмин вздрогнула, и улыбчивое лицо ее сделалось серьезным.
— Не шути насчет нефилимов.
— И на самом деле, — Картер как будто не услышал, — она может помочь нам с жильем. Джорджина, ты ведь не откажешься поиграть в хозяйку гостиницы? Винсенту, пока он в городе, нужно где-то остановиться.
— Если нет, то это ничего. Я понимаю, ты меня совсем не знаешь. Просьба неожиданная…
— Да нет, — сказала я.
Мне становилось все интереснее, что же за дела такие у этой странной компании.
— За тебя ангелы ручаются… какая рекомендация может быть лучше? Если ты согласен спать на диване, то и ладно.
— Ты — жемчужина среди суккубов, — провозгласил Картер.
Джоэль чуть не подавился своим напитком. Это вряд ли было что-то алкогольное — ангел выглядел так, словно кол проглотил. Наверняка пепси или кока-кола. А то и диетическая.
— Ты в своем уме? — воскликнул он. — Она же суккуб. Нельзя ему к ней. Подумай о его душе.
— Она хороших парней не трогает, — сказал Картер. — Как правило. Так что проблем не будет.
Ясмин игриво покосилась на Винсента.
— Не такой уж он и хороший.
— Картер… — начал Джоэль.
— Я тебе говорил, что она прелесть. Ручаюсь. Лишних вопросов не задаст, а ему будет где пожить, пока вы занимаетесь поисками.
Услышав слово «поиски», я насторожилась. Так, это уже кое-что…
— И что же вы, ребята, ищете?
Ответом было гробовое молчание. Уитни скрестила на груди руки. Винсент схватился за бокал.
— А, ясно. — Я прикончила свой коктейль одним глотком. — Так бы сразу и сказали. Ни гу-гу, мол, держи язык за зубами.
Ясмин снова разулыбалась.
— Она мне нравится, Картер. Теперь я тебя понимаю.
И тут же заговорила о другом суккубе, которого знавала в Бостоне, сменив тему с той же ловкостью, с какой умел это делать Картер. Встретившись со мной взглядом, Картер усмехнулся — понял, о чем я думаю. Я сердито отвернулась. Впрочем, к концу наших посиделок я поняла, что Ясмин мне нравится тоже. Разговор поддерживали в основном она, Винсент и Картер, и общество ангелов показалось мне на свой лад приятным, хотя они и вполовину не были так остроумны, как мои друзья. Пили и ругались тоже меньше, но что поделаешь — никто не совершенен.
Когда бар закрылся, мы с Винсентом поехали ко мне. Правда, сначала ему пришлось выслушать наставления Джоэля по поводу святости человеческой души. В ключевых местах Винсент с терпеливым выражением лица кивал.
— Он всегда такой? — спросила я в машине.
Винсент засмеялся.
— Не может удержаться. Добра желает. И тревожится за меня.
— А ты за себя не тревожишься?
— Нет. Ты очень красивая, но я спокоен. Потому что люблю другую.
Я хотела было пошутить насчет того, что это не защита и что я успела соблазнить кучу парней, которые любили других. Но что-то в его голосе остановило меня на полуслове. Он сказал это так, будто любовь и впрямь была защитой от меня и всего мирового зла. Как человек, который неуязвим. И мне вдруг стало грустно.
— Удачи тебе, — сказала я тихо.
Он покосился на меня.
— Для суккуба ты молодец.
— Настолько молодец, что можно сказать мне, какие дела привели тебя и твоих сверхъестественных друзей в город?
Он снова улыбнулся.
— Нет.
Дома я постелила ему на диване и выдала кучу одеял, чтобы не замерз. В квартире было тепло, но на дворе стоял декабрь, и какая-то часть меня еще помнила давно прошедшие дни, когда согреваться приходилось скудным огнем очага и казалось, что одеял никогда не бывает много.
Вскоре я тоже легла и сама закуталась потеплее. И на этот раз снов не видела.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
Хорошенько выспавшись, утром я отправилась на работу в настроении несколько более оптимистичном. Тауни наверняка открыла ночью счет, и Нифон уехал в аэропорт. А еще меня ждала встреча с Сетом, который сделал место моей службы, книжный магазин-кафе «Изумрудный город», своим рабочим кабинетом. Да, денек предстоял неплохой.
Управляющая наша из-за сложной беременности ушла недавно в отпуск, и я унаследовала ее должность. Мое место помощника освободилось, и на него взяли Мэдди Сато — так уж случилось, что она была сестрой Дата Сато, второго помощника управляющего. Даг счел это женским заговором и закатил истерику, жалуясь, что мы будто бы понизили его устойчивый рейтинг на десять пунктов. Мэдди в то время уже жила у него. Приехала навестить, когда он лежал в больнице, да и осталась. Местечко в «Изумрудном городе» пришлось ей очень кстати, потому что ее вторая работа — внештатным журналистом в феминистском журнале — постоянного дохода не приносила.
Мэдди мне нравилась. Умная, с характерным чувством юмора — под стать моему. Она хорошо работала с клиентами, была неизменно вежлива. Замечательно могла поддержать разговор с Сетом на писательские темы. Но навыков дружеского общения ей, увы, недоставало. Например, Сет однажды сгоряча сделал бесцеремонное замечание насчет ее детства, и она снова надолго замкнулась. Забавно было, конечно, видеть, что кто-то еще более неловок в общении, чем Сет, но происшедшее меня разочаровало. Я очень старалась помочь ей вылезти из скорлупы, зная, какой интересной собеседницей она может быть. Хотелось, чтобы это узнали и все остальные.
В тот день я нашла ее в кафе наверху, за столиком, который оккупировал Сет со своим ноутбуком. Там же сидел и Даг, и разговор шел не на писательские темы. Они с Мэдди о чем-то горячо спорили. Сет слушал с таким видом, словно мечтал оказаться где-нибудь в другом месте, подальше от них. Он послал мне умоляющий взгляд. И я поставила стул с ним рядом, заставив Дага отодвинуться. О том, что на самом деле это наше с Сетом свидание, брат с сестрой не знали и, занятые спором, перестановки стульев не заметили.
— Что происходит? — спросила я. — Все мои помощники тут… никак, решается судьба магазина?
Близились рождественские праздники, торговля шла вовсю. Мэдди, вспомнив о своих обязанностях, вроде как даже смутилась. Открыла рот, но Даг перебил:
— Вы о тех временах, когда она таскала сюда ножные грелки?..
— Не напоминай, — проворчал Даг.
— Мой прекрасный братец вообразил, будто ее кто-то бросил, — объяснила Мэдди.
И оба уставились на меня, словно я могла тут же ответить, так это или нет. Я озадаченно поглядела на одного, на другую.
— А почему это чушь?
— Потому что у нее насморк. Она сама сказала. Вот носом и шмыгает.
— Она притворяется! — воскликнул Даг. — Мир сошел с ума, господи. Даже такой болван, как я, и то вижу, что человек страдает! У нее глаза красные!
— Насморк, — твердо сказала Мэдди.
Потом немного подумала.
— А может, аллергия.
— В декабре?
И они снова заспорили. Сет изо всех сил старался удержаться от улыбки, но не смог. Я полюбовалась его губами, вспоминая, как сладки они на вкус. Потом перевела взгляд на брата с сестрой. И наслаждалась зрелищем еще минут пять, пока не вспомнила, что я начальство, а они — бездельники.
— Почему это так важно? — спросила я.
— Потому что она не права, — ответил Даг. — Я всего лишь пытаюсь это объяснить.
Мэдди вздохнула.
— Ты как маленький.
— Сама такая. — Он пихнул ее локтем.
— Все, хватит.
Я ткнула пальцем в Дага.
— Ты — на кассу. Потом в Мэдди.
— Ты — ко мне в кабинет.
— Ага, попалась, — сказал Даг сестре.
— Покажу ей, как заказы оформлять, — буркнула я.
Глаза у Мэдди заблестели, на круглых щеках появились ямочки. Ей нравилось учиться.
— Женский заговор, — заявил Даг. — Ты любишь ее больше, чем меня. Но это ничего. Можешь признаться. Я пойму.
— Марш отсюда. Оба. Я спущусь через минуту. Когда они ушли, я посмотрела на Сета. И сказала:
— Вот почему у меня нет детей.
Что было, разумеется, неправдой. Вернее, не совсем правдой. Суккубы просто не могут иметь детей.
— Хотя… — я немного поразмыслила, — думаю, Даг прав. Как ни странно. Я видела Бет по пути сюда.
Сет улыбнулся.
— Мэдди — хороший писатель. Умница. Но не слишком внимательна к окружающим.
Я скривилась.
— По-моему, это можно сказать про всех писателей.
— Кто-то лучше, кто-то хуже.
— Потрясающе. Ты вез ее тогда, к Дагу, часа четыре, кажется? И о чем вы, ребята, говорили?
— О творчестве.
Я вздохнула.
— Мне хочется, чтобы ей было легко не только со мной и с братом. Она веселая. Предложила опрыскать машину Дага «Силли стрингом «после того, как он заявил, что у Бетти Фридан был климакс, когда она писала «Тайны женственности».
— Подобную затею я назвал бы скорее жуткой, чем веселой. К тому же предложила это ты, — напомнил он. — Вдвоем вы опасны. По сравнению с тем, что вы придумываете с ней на пару, твое воровство энергии — детские шалости.
Я усмехнулась. Он был прав. Я около века, наверное, почти не общалась с женщинами и понимала теперь, как много упустила.
— Не поверишь. Знакомство с Мэдди — какой бы она ни была — лучшее событие в моей жизни за очень долгое время.
— Вот как?
— Ну, не считая присутствующих, конечно.
— Вот именно. Думай, что говоришь.
— Эй… — Я хотела было взять его за руку, но вспомнила, что мы здесь не одни. — Никакого сравнения нет. Ты готовишь лучше всех. И лучше всех целуешься.
— Так ты и в этом деле ее проверила?
— Ну ты же знаешь, как я люблю писателей.
Тут я вспомнила кое-что, и улыбка моя увяла.
Все утро я думала о пропавшей энергии, поскольку требовалось вечером или на следующий день пополнить запас. Джером от меня отмахнулся, но не могла же я оставить вопрос без ответа. Решила, что надо навестить Эрика Ланкастера, ходячий кладезь оккультных знаний среди смертных Сиэтла. И среди бессмертных тоже — он знал, казалось, побольше моих друзей.
Я предложила Сету съездить вместе, и он согласился. Что меня порадовало. Я давно думала, что неплохо было бы ему поговорить с человеком, который то и дело соприкасается со сверхъестественным. Так почему бы не сейчас?
Сет ждал у меня дома, и перед тем, как выйти, мы наскоро приготовили в микроволновке обед. Когда спускались по лестнице, он снова начал приставать ко мне с вопросами про Мэдди.
— Столько времени уже работаете вместе. И ничего между вами не было?
— Так, немножко, — заверила я.
Он засмеялся, взял меня за руку. Я рывком притянула его к себе. Губы наши встретились в поцелуе, и никаких сомнений насчет того, что именно было в моей жизни лучшим, не осталось. Через несколько сладких мгновений мы заученно оторвались друг от друга, немного неуклюже, потому что обоим этого не хотелось.
— Да, — сказала я. — Целуется она точно хуже…
И умолкла, скорчив гримасу, — к нам приближался Нифон. Я почуяла его вязкую мускусную ауру. Отошла от Сета, огляделась и увидела черта неподалеку. Он помахал рукой.
— Извини, отойду на секундочку, — пробормотала я и поспешила навстречу, чтобы Сет не услышал нашего разговора. — Что тебе нужно?
— Мягче, мягче, Лета, — осадил он меня. — Обязанность суккуба — всегда быть милой и приветливой.
Он заглянул мне за спину.
— Это и есть твой дружок-человек? Можно с ним поздороваться?
— Лучше вали отсюда. Ты же должен присматривать за Тауни.
— Уже, — сказал он насмешливо, — поэтому и пришел с тобой повидаться. Всю ночь присматривал. Держалась она уверенно, но о свидании договориться не сумела. Бедняжка. Похоже, освоится не так быстро, как я думал. Но к ее счастью, я буду с ней до победного.
От его притворной заботливости мне стало тошно, чего он и добивался.
— Это все? Больше тебе нечего сказать? Если так, я пошла. У меня дела.
— Конечно, конечно. — Он приторно улыбнулся.
Повел рукой в сторону Сета.
— Мешать порывам страсти не собираюсь, хотя они и кажутся почти угасшими. — Лицо его внезапно озарилось пониманием. — Ты с ним не спишь, верно? Благородно не желаешь высасывать из него жизнь. Жаль беднягу.
Нифон засмеялся.
— О, Лета… Ты одно из прелестнейших созданий, каких я только встречал.
Я отвернулась от него и бросилась к Сету.
— Идем скорее.
— Кто это был? — спросил он, когда мы отошли.
— Черт. И скотина.
Мы миновали целый квартал, а в ушах у меня все стоял язвительный смех Нифона. И друзья-то раздражали, когда поддразнивали насчет Сета. А уж от Нифона это слышать было вовсе невыносимо. К счастью, к тому времени, как мы сели в машину, я сумела успокоиться. Сосредоточилась на встрече с Эриком и надежде разгадать загадку.
У Эрика был свой магазин в Лейк-Сити, называвшийся «Аркана лимитед». Очень уютный, хотя и не слишком удачно размещенный среди прочих в торговом центре. Приглушенный свет, журчание маленьких фонтанчиков, тихие звуки арфы из проигрывателя — все действовало умиротворяюще. Кругом книги, свечи, скульптуры, витрины с украшениями. В воздухе витал аромат благовоний.
— Мило, — сказал, оглядевшись, Сет.
Эрик выглянул из-за книжного стеллажа, перед которым стоял на коленях. С тех пор как мы виделись в последний раз, он отрастил усы, и мне понравилось сочетание седины с темно-коричневой кожей. На лице его расцвела кроткая улыбка.
— Мисс Кинкейд, какая приятная неожиданность. Да не одна, а с другом.
Он поднялся с колен, подошел и протянул Сету руку.
Я представила их друг другу.
— Очень приятно, мистер Мортенсен, — сказал Эрик. — Вы водитесь с хорошими людьми.
— Да. — Сет улыбнулся в ответ. — Это так.
— Если нам повезет, — сказала я вкрадчиво, — у Эрика найдется время угостить нас чаем. Чай здесь без кофеина, так что радуйся.
— Конечно, у меня найдется время, — кивнул Эрик. — Думаю, нет на свете человека, который не нашел бы его для мисс Кинкейд.
Он отправился готовить чай, а я стрельнула в Сета дразнящим взглядом.
— Вот где меня ценят. Не увильнули бы от встречи из-за книги.
— Если память мне не изменяет, ты эти книги обожаешь. Да и как еще обеспечивать тебе образ жизни, к которому ты привыкла?
— Если память мне не изменяет, в ресторане последний раз платила я.
— Ну… да. Я великодушно позволил тебе заплатить, чтобы вы с Мэдди не изуродовали мне машину.
Когда мы расположились за угловым столиком и приступили к чаепитию, Сет, к моему удивлению, завел вдруг с Эриком разговор о том, каково приходится смертному среди бессмертных. Обычно он эту тему не затрагивал, и оставалось только гадать, интересует ли она его вообще.
— Это искажает мое ощущение времени, — поведал Эрик. — Я вижу людей, которые, как мисс Кинкейд, остаются вечно молодыми и прекрасными. И мне кажется, будто время стоит на месте. Но потом смотрю на себя в зеркало, замечаю новые морщины. Чувствую ломоту в костях. И понимаю, что однажды останусь позади… они же пойдут дальше и будут перекраивать мир без меня.
Он вздохнул, скорее обескураженно, чем печально.
— А хотелось бы увидеть, что будет дальше.
— Да, — сказал Сет, снова меня удивив.
Глаза у него потемнели, взгляд стал серьезным.
— Я понимаю, что вы имеете в виду.
В нем было в тот момент что-то такое, чего я никогда не замечала раньше. Я предполагала, конечно, что, подобно всем смертным, он должен задумываться о будущем и собственной смерти, но только сейчас поняла, как много он на самом деле об этом размышлял. И, глядя на обоих мужчин, вспомнив, что рано или поздно они умрут, я похолодела. На миг Сет вдруг представился мне таким же седым и морщинистым, как Эрик.
— Не слишком ли мрачный разговор, ребята? — спросила я, пытаясь разрядить обстановку. — Я сюда не на похороны пришла. А покопаться в Эриковых знаниях.
— Копайтесь, — ответил он.
— Ну… вы знаете, что мне нужна для выживания энергия, правда?
Идиотский вопрос. Разумеется, он знал.
— Когда я проснулась вчера утром, весь мой запас иссяк.
Эрик призадумался.
— Но это ведь естественно? Со временем запасы тают.
— Не так быстро. Особенно, если… — Тут я запнулась, сообразив вдруг, что брать с собой Сета было, пожалуй, лишним. — Я… э-э-э… пополнила его накануне.
Лица обоих мужчин остались бесстрастными.
— И вы ничем необычным не занимались?
— Нет. Джером решил, что это нервное переутомление. — Я пожала плечами. — Не припомню такого. Я видела сон… странный… но никакого напряжения не испытывала.
— Сны наделены силой, — сказал Эрик. — Мы просто не понимаем порой, как они нас изматывают. К сожалению, я в них разбираюсь плохо, но…
Он нахмурился и отвел глаза.
— Что — но?
— Знаю кое-кого, кто мог бы помочь. Специалиста по толкованию снов.
— И кто это? — Во мне зародилась надежда. Эрик долго молчал, прежде чем ответить.
И когда заговорил, казалось, слова не шли у него с языка.
— Человек, который, возможно, уже отмечен вашей стороной. Его зовут Данте Мориарти.
Я хихикнула.
— Не может быть, чтобы это было настоящее имя.
— Конечно, хотя, думается мне, некоторые ваши друзья, черти и демоны, узнали бы его под любым именем. Он жулик… помимо всего прочего. Называет себя еще и магом.
— Я постоянно имею дело с испорченными людьми, — заметила я. — Так что мне все равно.
— Да, — согласился Эрик.
Но вид у него по-прежнему был хмурый, и это меня озадачило. Он общался пусть и не с самим злом, но со мной и мне подобными, глазом не моргнув. Чем же ему мог так не нравиться этот человек?
— Я дам вам его телефон.
Он принялся рыться в бумагах, Сет отправился в туалет, а я тем временем прошлась по магазину. Наконец старик вручил мне визитку Данте.
— Мне очень нравится мистер Мортенсен, — сказал он.
— Да. Мне тоже.
— Я знаю. Вижу.
Ожидая продолжения, я перевела взгляд с браслетов в витрине на него.
— То, как вы разговариваете… касаетесь друг друга,, вероятно, вы сами этого не замечаете. Так бывает с любовниками… но здесь что-то большее. Вы постоянно чувствуете друг друга, даже когда не вместе. Сам воздух между вами пылает.
Что на это ответить, я не знала. Звучало приятно… но и несколько пугающе.
— Я не встречал еще никого, похожего на вас, мисс Кинкейд.
Обычно мудрое и понимающее выражение его лица сменилось неуверенным. Редкий случай.
— Не знаю, чем это обернется.
Тут вернулся Сет и сразу понял, что помешал какому-то разговору. Посмотрел вопросительно на меня, на Эрика, и я, успокаивая, взяла его за руку.
— Можем идти?
— Конечно.
Я наскоро, вполглаза просмотрела оставшиеся в витрине украшения. Как вдруг заметила кое-что и наклонилась к стеклу.
— Эрик, где вы это раздобыли?
Они с Сетом заглянули мне через плечо.
— А, — сказал Эрик. — Византийские кольца. Работа того же мастера, который сделал ваше ожерелье с анком.
— Этот мастер весьма сведущ в исторических деталях. Они выглядят точь-в-точь как подлинные.
Он обошел прилавок, вынул лоточек с кольцами. Я подняла одно. Гладкий золотой ободок. Вместо камня — плоский диск размером с десятицентовую монетку. С вырезанными на нем греческими буквами.
— Что это за кольца? — спросил Сет.
Я попыталась объяснить давно утраченный обычай:
— Благословение. Просьба о соединении. Вроде обручальных.
На другом были изображены Христос и Дева Мария — крохотные мужчина и женщина лицом друг к другу.
— Когда-то у меня было почти такое же, — тихо сказала я, вертя его в руках.
Мужчины промолчали, и я положила кольцо на место.
По пути домой Сет спросил:
— И что сталось с твоим кольцом?
Я посмотрела в окно.
— Неважно.
— Расскажи.
Но я не ответила, а он не настаивал.
Когда приехали ко мне, Винсента там не оказалось. Занимался, должно быть, поисками со своими «Ангелами Чарли». На кухонном столе валялся ворох газет — похоже, его интересовали текущие события. К тому же еще и криминальные. Один заголовок напомнил мне историю, слышанную накануне, — о сумасшедшем, который убил жену, застав ее с другим мужчиной. Смертные порой творят такое, что в дрожь бросает. И довольно часто.
Сет уселся на диван, свесил руки между колен. Настроение у него, когда я не ответила на вопрос в машине, определенно ухудшилось.
— Фетида…
— Тебе не дает покоя кольцо?
— Да нет, не в нем дело. Просто… я и раньше видел тебя такой. Ты вспоминаешь что-то, что тебе неприятно. Но мне не рассказываешь. И кажется в такие моменты, что ты вообще мне ничего не рассказываешь.
Я села рядом, чтобы не встречаться с ним взглядом, как часто делал он сам.
— Я многое тебе рассказываю.
— Но не о своем прошлом.
— Да я все время говорю о своем прошлом… его у меня хватает.
— Догадываюсь. — Он рассеянно погладил меня по руке. — Ты молчишь о тех временах, когда была смертной. Еще не стала суккубом.
— Да. Ну и что? Мы вместе — сейчас. Ты знаешь меня такой, какая я сейчас.
— Знаю. И люблю тебя такой. И хочу знать, что для тебя важно. Что сделало тебя той, кто ты есть. Что причиняет тебе боль… чтобы суметь помочь.
— Этого тебе знать не надо, чтобы меня понимать, — сказала я твердо. — Мое человеческое прошлое — уже не часть меня.
— Не верю.
Я промолчала.
— О той твоей жизни я не знаю ничего, — не унимался он. — Ни твоего настоящего имени. Ни внешности. Ни места рождения. Не знаю даже, сколько тебе на самом деле лет.
— Постой… но ты тоже о многом не рассказываешь, — возразила я, надеясь отвлечь его от этой темы.
— А что ты хочешь знать?
— Ну… — Я пошарила в памяти. — О твоем отце, например. Как он умер?
Сет ответил, не задумываясь:
— Нечего рассказывать. Рак. Мне было тринадцать. По словам врача, к которому водила нас мама, я, чтобы справиться с этим, и удалился в мир фантазии.
Я прислонилась к его плечу, не сомневаясь, что он ответит на любой вопрос, какой мне вздумается задать. Это противоречило его обычной замкнутости, но таковы были его принципы. Сет считал, что близкие люди должны открывать друг другу душу и быть честными. Я, в общем-то, тоже так считала, но слишком уж много было у меня темных сторон, которые показывать не хотелось. Я боялась, что они могут его отпугнуть.
Он понял бы, если бы я не захотела продолжить разговор, но все же был бы обижен и разочарован, я это чувствовала. Ведь вопросы он задавал не для того, чтобы меня расстроить; он искренне хотел помочь. Правда, от этого было не легче. Мне пришлось бороться со своими страхами и давно похороненной болью, чтобы открыть ему хоть что-то. Может быть, даже все. Лишь бы он увидел, что я тоже стараюсь идти навстречу. Все, кроме своего истинного лица и имени — они были мертвы для меня, оставались лишь смутными напоминаниями о давно исчезнувшей женщине, сколько бы Нифон ни упорствовал, называя меня Летой. Их я Сету никогда не открыла бы.
Я долго решала, что именно сказать. Потом с усилием выговорила:
— Родилась я на Кипре. — И ощутила, как он напрягся, ожидая продолжения. — В начале пятого века. Точного года не знаю — за этим тогда никто не следил.
Он выдохнул — а я и не заметила, что он сидел, задержав дыхание. Потом медленно, осторожно обнял меня и прижался губами к волосам.
— Спасибо.
Я уткнулась лицом ему в плечо, сама не зная, от чего прячусь. Какое там все — открыла лишь крохи. Но и это казалось огромным. Я чувствовала себя так, словно меня выставили напоказ.
— Кольцо из того времени? — спросил Сет.
Я кивнула, не отрываясь от его плеча.
— Сейчас оно, наверное, дорогого стоило бы.
— Я его потеряла.
Он услышал боль в моем голосе. Обнял меня крепче.
— Прости.
Мы посидели еще немного. Потом, зная, что его ждет работа, я Сета выпроводила, хотя и желала, чтобы он остался, и понимала, что останется, если попрошу.
Когда он ушел, отправилась в спальню, закрыла за собой дверь. Встала на колени перед шкафом и принялась вытаскивать коробки и отставлять в сторону. На разборку накопившегося хлама ушло немало времени, но все мое существо — назовем его так — чего-то требовало. И наконец я отыскала пыльную обувную коробку. Подняла крышку, и у меня перехватило дыхание. Там лежали старые, пожелтевшие письма, несколько фотографий. Тяжелый золотой крест на ветхом шнурке, еще кое-какие драгоценности. Осторожно порывшись среди бумаг, я нашла, что искала, — бронзовое, зеленое от времени кольцо.
На венчавшем его диске еще можно было разглядеть две вырезанные фигурки. Грубой работы, оно тем не менее почти не отличалось от тех, что я видела у Эрика. Я потерла его пальцем. Примерила было, но тут же и сняла. Делали его для пальцев побольше, чем у меня сейчас. А изменить руку до нужного размера я не захотела. Я разглядывала его еще несколько минут, думая о Сете, о Кипре, обо всем сразу. Потом, не в силах справиться с болью, вернула кольцо в коробку и снова погребла в шкафу под остальным барахлом.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
На следующий день я отправилась на Рэйнер-вэли, по адресу, указанному на визитке Данте. Местечко оказалось не то чтобы захудалым, но и не сказать, что бойким. Заведение теснилось между парикмахерской и продуктовой лавкой. В окне светилась красная неоновая надпись «МЕДИУМ». Буква «И» перегорела. Ниже висело написанное от руки объявление: «Гадание по руке и картам Таро».
Я открыла дверь, зазвенел колокольчик. Внутри оказалось ничуть не лучше, чем снаружи. Узкая стойка у стены и больше ничего, не считая круглого стола, покрытого красной бархатной скатертью, местами прожженной. На столе стоял хрустальный шар. Унылая пустошь — в сравнении с уютным магазинчиком Эрика.
— Минутку, — донесся голос из открытой задней двери. — Иду…
В комнату шагнул хозяин и, увидев меня, остановился. Рост около шести футов, черные волосы собраны в хвост. Джинсы и черная тенниска, двухдневная щетина на лице. Лет сорока на вид. Очень симпатичный.
Окинув меня взглядом с ног до головы, он лукаво, понимающе усмехнулся.
— Ну, привет. — Продолжая меня рассматривать, он склонил голову набок. — И что мы здесь делаем?
Не человек, это точно. Демоница? Нет, силы маловато. Вампирша? Тоже нет… среди бела-то дня.
— Я… — Удивленная, что он меня почувствовал, я не договорила.
Он-то точно был человек. Излучением не обладал. Как Эрик — сообразила я наконец. Смертный, который способен воспринимать мир бессмертных, хоть и не может угадать, кто я. Решив, что не стоит тратить время зря, я сказала:
— Суккуб.
Он покачал головой.
— Нет.
— Нет.
Этакий разговор меня несколько удивил.
— Да суккуб я.
— Нет. У суккубов — огненные глаза и крылья как у летучей мыши. Все знают. И джинсы со свитерами они не носят. Уж грудь-то всяко должна быть побольше. Какой там у тебя размерчик, второй?
— Третий, — возмутилась я.
— Допустим.
— Послушай. Я — суккуб. И могу это доказать. — Я приняла по очереди несколько разных обличий, потом вернулась в обычное. — Видел?
— Да, чтоб мне провалиться.
Я заподозрила, что меня просто дразнят.
— Ты — Данте?
— В настоящее время — да.
Он подошел, поздоровался со мной за руку и удержал ее. Шлепнул по ладошке.
— Пришла погадать? Могу научить, как изменить линии, чтобы подправить будущее.
Я отняла руку.
— Спасибо, не надо. Я пришла с вопросами… на которые, как считает Эрик Ланкастер, ты можешь ответить.
Данте перестал улыбаться. Закатил глаза и отошел к стойке.
— А. Он.
— Что это значит? Эрик — мой друг.
Данте, опершись на стойку, скрестил руки на груди.
— Конечно, друг. И твой, и всех остальных. Бойскаут гребаный. Избавься он от этой своей позы «святее самого Господа Бога» и работай со мной, мы давно уже разбогатели бы.
Мне вспомнилось, как Эрик сказал, что Данте — жулик, уже отмеченный адом. Вибраций зла я от него не улавливала, но Эрику начинала верить.
— У него свои принципы, — заявила я.
Данте засмеялся.
— Прелестно! Суккуб «святее самого Господа Бога». Чем дальше, тем забавнее.
— Слушай, ты можешь просто ответить на мои вопросы? Много времени это не займет.
— Конечно, — сказал он. — Время у меня есть… аж до следующего наплыва клиентов.
Горечь в голосе и жест, которым он обвел пустую комнату, говорили, что наплыва тут не было давным-давно.
— Прошлой ночью я видела сон, — начала я. — И проснулась без энергии.
— Ты — суккуб. Вроде бы. Такое бывает.
— Да что вы все заладили! Не бывает такого. К тому же перед этим я была с мужчиной. Зарядилась, так сказать.
— И ничем таким не занималась, чтобы ее растратить?
И этот вопрос я уже слышала неоднократно.
— Нет. Просто легла спать. Но сон… был на самом деле странный. Не знаю, как объяснить. Очень-очень живой. Раньше я таких никогда не видела.
— И что тебе приснилось?
— Э-э-э… что я мою посуду.
Данте вздохнул.
— Тебе заплатили за то, чтобы ты пришла и морочила мне голову?
Скрежеща зубами, я рассказала сон в подробностях.
— Все? — спросил он, когда я умолкла.
— Да.
— Дурацкий сон.
— И что он означает?
— Скорей всего, что тебе нужно починить посудомоечную машину.
— Она не сломана!
Он выпрямился.
— Извини. В таком случае ничем помочь не могу.
— Эрик сказал, ты толкователь.
— Так и есть. Но сны иногда — всего лишь сны. По руке точно не хочешь погадать? Это, конечно, дерьмо собачье, но ты хоть будешь чувствовать, что съездила не напрасно.
— Я хочу знать, что за ерунда мне приснилась! Если это всего лишь сон, почему я проснулась без энергии?
Данте снова подошел ко мне, отбросил со лба волосы.
— Не знаю. Мне тут не от чего оттолкнуться. Сколько раз такое происходило?
— Всего один.
— Тогда это может быть простой случайностью, детка.
Я повернулась к двери.
— Что ж, спасибо за «помощь».
Данте метнулся ко мне и поймал за руку.
— Эй… погоди. Не хочешь выпить?
— Что?
— Пожалуй, я рискну опечалить народ и закрыть на денек лавочку. За углом — славный бар. В «счастливый час» «Будвайзер» — всего доллар стаканчик. Угощаю.
Я усмехнулась. Уж не знаю, какая мысль была глупее — что я пойду с ним, или что я пью «Будвайзер». Симпатичной физиономии маловато, чтобы скрасить впечатление от такой странной личности.
— Извини. Но у меня есть друг.
— На звание друга я и не претендую. Перепихнемся — и прекрасно.
Я посмотрела ему в глаза. Серые, как у Картера, только без серебристого оттенка. Думала, шутит, но, невзирая на неизменную ухмылку, глаза у него оставались серьезными.
— С чего ты взял, что мы перепихнемся? Я что, выгляжу доступной?
— Сама сказала, что ты суккуб. Значит, доступна по определению. И чертовски хороша — даже без крыльев и огненных глаз.
— А твоя душа тебя не волнует?
Будь он даже так плох, как намекал Эрик, — а я этого все еще не видела, — переспав со мной, все равно пострадал бы. Как все смертные. Хотя я, правда, встречала немало мужчин — и хороших, и не очень, — которые ради секса готовы были рискнуть душой.
— Нет. Она уже так далеко зашла, что для нее это — детские забавы. Кстати, если не хочешь пива, можем сразу приступить к делу. Всегда мечтал заняться этим прямо тут, на столе.
— Ушам своим не верю. — Я распахнула дверь.
— Ну пожалуйста, — взмолился он. — Я прекрасный любовник. И только что подумал — а не дружок ли твой бессильный выжимает из тебя всю энергию?
— Невозможно, — сказала я. — Мы сексом не занимаемся.
На миг Данте онемел, а потом буйно расхохотался.
— Тебе не приходило в голову, что именно это тебя и выжимает? Посудомоечная машина — явно метафора, символ «сломанной» сексуальной жизни, что и вынуждает мыть посуду руками…
Я вышла и поехала на работу, где меня хоть немного, но уважали. Замечательным толкователем снов оказался Данте. Я начала понимать, почему он так не нравился Эрику. А еще призадумалась — вдруг они правы? Вдруг это нервное переутомление? И сон был всего лишь сном?..
Я подъезжала к магазину, когда зазвонил мобильник.
— Мисс Кинкейд? — спросил приятный женский голос — это Карен из «Союза детей» Сиэтла, я звоню, чтобы получить подтверждение вашего участия в аукционе свиданий.
— В чем?
Последовала пауза.
— В благотворительном аукционе свиданий, с целью собрать для «Союза» деньги.
Понятней не стало.
— Хм, цель достойная, но я не знаю, о чем вы говорите.
Послышался шелест бумаг.
— Вы у нас в списке волонтеров.
— Тех, кого продадут с аукциона для свидания?
— Да. Это как… а, вот, нашла. Вашу кандидатуру предложил доктор Митчелл.
Я вздохнула.
— Извините, я вам перезвоню. Отключилась и тут же набрала номер Хью.
— Привет, доктор Митчелл. Ты решил продать меня с аукциона?
— Это не слишком отличается от того, чем ты занимаешься обычно, — заявил он. — К тому же с благотворительной целью.
— От Питера и Коди я бы еще послушала про «мир на земле и добрую волю»… но от тебя? Какое тебе дело до детей?
— Мне дело до руководителя группы, — сказал Хью. — Лиса сволочная. Если мои кандидатки принесут ей деньги, мне, может, удастся затащить ее в постель.
— То есть детская благотворительность поможет тебе в сексуальной жизни. Кошмар. А почему ты Тауни не предложил? Уж ей-то точно свидание не помешает.
— Ее? Боже упаси. Это катастрофа. Нам ведь деньги нужны. Ты что, ненавидишь деток?
— Просто нет времени. Лучше выпишу чек.
Он что-то завопил, но я, не дослушав, отключилась и свернула в Куин-Энн. До работы я успею захватить из дому яблоко и шоколадный батончик. В прошлую смену было столько покупателей, что пришлось пропустить обеденный перерыв. Поэтому на сей раз я решила подстраховаться. Как бессмертная, с голоду умереть я не могла, но головокружение и слабость тоже малоприятны.
Волной хрустального излучения меня окатило за полкоридора до моей двери. То была ангельская аура. И, войдя, я обнаружила полный сбор — Картера, Ясмин, Уитни, Джоэля и Винсента. Все молчали и смотрели на меня выжидающе. Конечно, ведь мое излучение они почувствовали раньше, чем я — их. Хотя гости мои ничуть не походили на сонм небесных воинов, столь небрежно развалились они в креслах и на диване в гостиной. Не все, правда. Джоэль сидел с таким деревянным и официальным видом, словно видел меня впервые.
— Черт, — сказала я, прикрыв за собой дверь. — Прямо как в песне группы «They Might Be Giants».
Винсент усмехнулся.
— «Она — ангел»?
Я кивнула.
— «Когда бы ни встретились на булавочной головке…»
— «…назовут тебя ангелом и другими ласковыми именами», — закончил он.
— Что ты тут делаешь? — спросил Джоэль, прервав наш джем-сейшн.
— А иногда и не ласковыми, — пробормотала я.
Отвернулась от Винсента, посмотрела на ангела в упор.
— Живу я тут, забыл?
— У нас деловая встреча, — заявил он.
— Эй… речь вроде бы шла о том, можно ли Винсенту у меня остановиться, а не о том, чтобы превратить мою квартиру в явочную. Вы тут хоть репетиции церковного хора устраивайте… мне все равно. Но выставлять меня из дому?..
— Извини, — сказала Ясмин.
Я вздрогнула. Слышать извинения от ангелов было такой же редкостью, как от демонов. Судя по лицу Джоэля, он тоже удивился.
— Конечно, мы должны были спросить разрешения. Уходим.
Она принялась собирать с журнального столика газеты. Любопытно. Стало быть, чтение газет — не личное хобби Винсента. Сделав вид, что ничего не заметила, я перевела взгляд на Ясмин.
— Да нет, не надо. Я уже ухожу. Зашла только еды кое-какой прихватить.
Она откинула с лица выбившиеся из хвостика прядки черных волос.
— Хочешь, Винс тебе что-нибудь приготовит?
Тот повернулся к ней с притворным изумлением.
— Я что, твой личный ассистент?
— Если бы, — проворчала она.
Я спрятала улыбку.
— Спасибо, не стоит. У меня времени нет.
— Так поторопись, — сказал Джоэль.
Уитни слегка опешила, но промолчала. Ясмин же оказалась не столь малодушной и двинула его локтем.
— За что? — вскрикнул он.
— Вести себя не умеешь, — объяснила она.
Я с широкой ухмылкой вышла в кухню, взяла яблоко. Полезла в буфет за батончиками, но коробка оказалась пустой.
— Эй, — сказала я, вернувшись с ней в гостиную, — кто съел? У меня целых два оставалось.
Тут наконец заговорил Картер.
— Это я проголодался.
— И съел оба? — недоверчиво спросила я.
— Есть хотелось, — ответил он без всякого раскаяния.
— Слушай, это когда-нибудь кончится? — воскликнула я. — То елка, то батончики! Хоть бы пустую коробку выбросил.
— Ты все помнишь про елку? Я не нарочно, ты же знаешь.
Я тяжело вздохнула, сунула в сумку яблоко.
— Попозже я выйду в магазин, — сказал Винсент. — Куплю тебе еще, если хочешь.
Тут на диван вспрыгнула Обри и устроилась между ним и Ясмин. Оба тут же начали ее гладить. Кошка бросила на меня самодовольный взгляд.
— Картеру купи, чтобы он не съел все, что в доме осталось. Ладно, ребята, увидимся. Ведите себя хорошо.
Картер, Ясмин и Винсент засмеялись. Уитни и Джоэль — нет.
Закрыв за собой дверь, я остановилась в коридоре. Эх, была бы хоть какая-то возможность подслушать ангелов… но увы. От них не спрятаться. Я не могла, как они, скрыть свое излучение. Поэтому они знали даже, что я еще не ушла. Раздосадованная и сгорающая от любопытства, я двинулась вниз по лестнице. Зачем они собрались? Для чего им человек? И газеты?
Непонятно, чем они вообще занимаются в этом мире. Наша сторона не скрывала ничего. Искала души, готовые предаться аду, и все дела наши были на виду. Но небесные силы действовали скрытно. Мы с друзьями постоянно ломали голову над тем, что делает в Сиэтле Картер, поскольку никто и никогда не видел, чтобы он совершал какие-то благородные поступки — разве что сигаретами делился. А еще очень интересовался моей личной жизнью и охотно давал загадочные советы. Но я подозревала, что в нем говорит скорее любопытство, чем альтруизм.
От «Изумрудного города» мой дом отделяло всего несколько кварталов. Я прогулялась пешком, благо не было дождя. И только переступила порог, ко мне подошла Мэдди.
— Привет, — сказала она смущенно. — Э-э-э… нужен совет. Я завтра иду на свадьбу. И не знаю, что надеть. Подобрала кое-что… может, посмотришь?
Оглядевшись, я решила, что магазин продержится без нас минут десять. Мэдди пришлось набраться мужества, чтобы обратиться ко мне с такой просьбой. Раньше она интереса к нарядам не выказывала вовсе.
— Ладно. Посмотрю.
Мы удалились в кабинет, и Мэдди примерила три платья. Узнай Сет, что она переодевалась при мне, наверняка задразнил бы…
Потом я честно высказалась:
— Они скрывают твои достоинства.
— Другими словами, выглядят на мне ужасно. — Мэдди скомкала последнее платье и швырнула на пол. — Кошмар какой-то. Как можно писать о женских проблемах, совершенно в них не разбираясь?
— Ну… ты о других проблемах пишешь. Твоя же — в том, что ты носишь вещи, которые тебе велики.
Она удивленно распахнула глаза.
— Я толстая. Вот и приходится скрывать.
Толстой она вовсе не была. Размер, прикинула я, от силы сорок шестой. Просто из-за маленького роста кажется пухловатой. Хотя хорошо сложена, и личико у нее миленькое. Но среди людей сейчас популярны тощие модели, и ее можно понять…
— Ты не толстая. Выглядишь такой в этих платьях. Надень что-нибудь поуже, и будет хорошо.
— Не могу носить тесную одежду.
— Она должна быть впору, а не тесной.
Мэдди со вздохом провела руками по бедрам.
— Ты не знаешь, что это такое, — сказала она не без обвиняющей нотки в голосе. — Красивая, стройная… Не каждому дано всегда выглядеть совершенством.
— Всегда совершенством никто не выглядит, — возразила я. — Обо мне этого точно не скажешь.
Тут я несколько покривила душой.
— Нужно просто выбрать подходящую одежду. К тому же половина красоты на самом деле — это внутреннее состояние. Чувствуешь себя сексуальной — такая ты и есть.
Мэдди, похоже, в этом сомневалась.
— Легко сказать… Парни что-то на меня не бросаются. Знаешь, когда я в последний раз была на свидании?
— Опять же внутреннее состояние, — сказала я. — Не подумай, что хочу обидеть, но… от тебя не всегда исходят дружелюбные вибрации. По отношению ко мне — да. И к Дагу. Отчасти. Но с другими людьми это не так.
— Знаю. — Она скрестила руки на груди. — Терпеть не могу бессмысленные светские разговоры.
— Конечно, но хоть что-то говорить ты все-таки должна. Такова жизнь.
— Ну, если бы какой-то парень подошел и заговорил со мной, я бы еще могла постараться. Только в очередь они почему-то не становятся. — Она показала на свое тело. — Из-за этого. Возвращаемся к тому, с чего начали.
— А что, если я устрою тебе свидание? — Меня вдруг осенило.
Мэдди улыбнулась. И лицо ее сразу похорошело.
— С тобой?
— Нет, но найдется с кем, я уверена. Только одежду для тебя подберу я.
— Ничего вызывающего не надену.
— Его и не будет, — пообещала я, вставая. — Слушай, мне пора бежать. На свадьбу надень желтое платье. С поясом. А о свидании потом поговорим.
Мэдди с недоверчивым видом вышла, и я взялась за работу.
Став управляющей, почти все время я проводила в кабинете, что при моей общительности было нелегко. Но все же порой удавалось вырваться — то подменить кого-нибудь на перерыв, то витрину оформить. Заглянув в этот день в кафе, Сета я не увидела. Решил, должно быть, поработать дома. Но вечером мы в любом случае должны были встретиться.
Когда я проходила мимо секции самообслуживания, вышедший оттуда парень вдруг оступился и уронил книги, которые держал в руках. Я бросилась на помощь, надеясь, что споткнулся он не о складку ковра и не решит подать на нас в суд.
— Нет, нет, — сказал он, покраснев.
На вид ему было лет двадцать, может, чуть больше.
— Не надо…
Но я, встав на колени, уже начала собирать книги и поняла, отчего он смутился. Все они были о разных видах фетишизма. Эксгибиционизм, вуайеризм…
— О боже, — сказал он, когда я вручила ему стопку. — Мне так неловко. Чувствую себя извращенцем.
— Ничего страшного, — заверила я. — Это ваше личное дело. У каждого свои пристрастия.
Он вроде бы немного успокоился, но больше всего по-прежнему хотел спастись бегством. На руке я заметила обручальное кольцо и подумала, что жена, наверное, его пристрастий не разделяет. Меня удивило, зачем ему понадобились книги, если в Интернете можно найти информации в сто раз больше. Скорее всего, компьютер у них один на двоих, и жена все узнала бы.
Следующий вопрос задала Джорджина-суккуб, а не Джорджина-управляющая. Попадись на этом управляющий, его бы уволили.
— Вам нравится смотреть или делать? — Я понизила голос.
Он сглотнул, уставился на меня, пытаясь понять, не смеюсь ли я. Решил, что нет.
— Э-э-э… делать.
На полсекунды я задумалась. Мне очень нужна была энергия. Он, снедаемый порочными желаниями, которые негде удовлетворить, стал бы легкой добычей. Но займись я им сейчас, пришлось бы остаться в этом теле, чего делать не хотелось. То было мое любимое, постоянное обличье. Не стоило его марать. Поэтому я улыбнулась и отпустила парнишку с миром, про себя пожелав ему удачи в исполнении тайных желаний.
Возвращаясь домой, я позвонила Сету, узнать, не передумал ли. Встретиться мы собирались на «Щелкунчике». Балет он любил, но выманить его из дому, когда впереди маячил конец книги, было воистину подвигом Геркулеса, и мне не верилось, что он согласится пойти. Уступил лишь после того, как я сказала, что разрешаю ему появиться в последнюю минуту.
Но, как выяснилось, «последнюю минуту» мы представляли себе по-разному. В зале погас свет, а он так и не появился. Начался спектакль, и всякий раз, слыша скрип двери, я оборачивалась. Увы, место рядом со мной оставалось пустым. В результате я пропустила половину представления и не смогла оценить по достоинству сон Маши — такой же живой для нее, каким был для меня мой. А балет я очень любила. За долгую жизнь я несколько раз выступала в роли профессиональной танцовщицы и никогда не уставала любоваться грациозными движениями и красивыми костюмами.
Включив в антракте мобильник, я обнаружила, что Сет мне звонил. И набрала его номер, не прослушав голосовое сообщение. Едва он ответил, спросила:
— Тебя похитил сумасшедший фанат и перебил кувалдой ноги?
— Хм. Нет. Ты не получила мое сообщение?
— Если верить телефону, оно пришло полчаса назад. Я его не получила, потому что смотрела спектакль. «Щелкунчик» — слышал о таком?
Он вздохнул.
— Прости. Не смог оторваться. Хотел предупредить…
— Предупредить? Ты и к дню рождения так открытки посылаешь? Спустя полгода?
Наступило молчание. Судя по всему, он осознал свою вину, и мне стало немного легче.
— Прости, Фетида. Я… не должен был так поступать, как бы ни был занят. Пожалуйста, прости. Ты же понимаешь.
Теперь вздохнула я. Такой милый, такой искренний… долго сердиться на него было трудно. Хотя он и подводил меня не в первый раз и вообще всячески увиливал от выходов в свет. Порой я думала, не слишком ли многое ему прощаю. Не превратилась ли, вечно помня о том, насколько больше у меня грехов в сравнении с ним, в человека, через которого перешагивают, не замечая.
— Может, встретимся после спектакля? — спросила я, кое-как подавив обиду. — Коди звал меня в бар. Посидим немного?
— Э… нет.
— Нет? — Обида вспыхнула с новой силой. — Только я тебя простила — за то, что подвел, за деньги, потраченные на билет, — а ты, выходит, не хочешь помириться?
— Послушай… и прости еще раз, но мне не очень-то приятно смотреть, как вы напиваетесь.
Я так и села, ошарашенная. Он сказал это мягко, как всегда, но мне послышалась в его голосе насмешка. Сет не пил. Терпеливо сносил обычно мои излишества, и только сейчас мне вдруг пришло в голову, что они его, возможно, раздражали. Может быть, он даже презирал меня за это?
— Ты прости — за то, что мы не соответствуем твоим меркам. Видит бог, причинять тебе неудобства никто не хочет.
— Перестань, пожалуйста, — сказал он, повысив голос. — Я не собираюсь с тобой ругаться. Мне вправду… вправду очень жаль, что я тебя подвел. Я не хотел этого. Ты знаешь.
Мигнул свет, возвещая конец антракта.
— Все, мне пора.
— Приезжай потом ко мне… пожалуйста. Посиди с друзьями, дай мне закончить, и все будет хорошо, обещаю. У меня уже есть для тебя… подарок к Рождеству.
В голосе его звучала такая растерянность, что я смягчилась. Слегка.
— Ладно. Приду. Но очень поздно, наверное.
— Я дождусь.
Мы распрощались. Спектакль я досматривала без всякого интереса. Что мне нужно было на самом деле — так это выпить с друзьями и поплакаться им в жилетку.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
Когда я вошла в «Подвальчик», Питер, Коди и Хью уже сидели там. И с ними — о ужас! — была Тауни. Я и забыла про свою ученицу. Хорошо, хоть Нифона при ней не оказалось. Это могло означать, что она подцепила наконец парня. Но надежда быстро угасла — Тауни не светилась, как светятся суккубы после секса.
Джером и Картер прийти не соизволили. Демон, вспомнила я, куда-то уехал. Ангел же, наверное, был со своими коллегами. И сидел до сих пор у меня в квартире.
— Привет, — сказал Коди, освобождая для меня местечко рядом. — Ты же вроде говорила, что занята сегодня.
— Да… но планы изменились, — буркнула я.
И протянула руку Хью.
— Дай сигаретку.
Он отмахнулся.
— В общественных местах уже не курят.
Застонав, я помахала официантке. Вредную привычку курить я приобрела из-за смертных, с которыми общалась. И, прокурив целый век, выяснила, что в трудную минуту просто не могу обойтись без сигареты. Для Сиэтла этот запрет был благом, но для меня в плохом настроении — кошмарным неудобством.
Коди мой туманный ответ не удовлетворил.
— Что значит «изменились»? Вы с Сетом никуда не пошли?
Я промолчала, и Хью рассмеялся.
— Ай-ай-ай, неурядицы в раю.
— Он занят книгой, — холодно сказала я.
— Книгой или какой-нибудь гостьей? — спросил Питер. — Ты разрешаешь ему спать с другими женщинами?
— Ему этого не надо.
— Ну, ты можешь, конечно, так думать, если тебя это успокаивает, — поддразнил Хью. — Но никто не в состоянии писать столько, сколько он, по его словам.
Собственной жизни у них, видимо, не имелось, поэтому пришлось снести еще кучу дурацких шуточек. Обижать меня они, разумеется, не хотели, но все равно было неприятно. Хватало и той обиды, которую нанес Сет. И, чтобы не выплеснуть все усиливавшееся раздражение на друзей, я принялась усердно заливать его «гимлетами».
Несчастней меня за нашим столом казалась, пожалуй, только Тауни. Сегодня на ней было красное облегающее платье, почти такого же фасона, как мое, надетое для выхода в театр. Только из спандекса — что за пристрастие к этой ткани? — и дюймов на шесть короче.
— Ты почему такая мрачная? — спросила я, надеясь, что друзья переключатся наконец с меня на кого-нибудь другого.
Нижняя губа ее задрожала — не то от горя, не то от тяжести коллагена.
— Я еще не нашла… ну, ты понимаешь.
Я тут же позабыла о своих страданиях. Это означало, что Нифон, как я и подозревала, еще в городе.
— Что? Не может быть!
Она пожала плечами и сгорбилась, упершись локтями в широко, по-мужски, расставленные колени. С этаким изяществом и впрямь поди сними парня, подумала я. И повела рукой, показывая на зал.
— Нечего сидеть здесь в таком случае, суккуб. Твое место — у стойки. Оглядись и выбирай.
— Да уж, можно подумать, это легко.
— Это — легко. Священника, конечно, тут вряд ли встретишь, но без какой-то дозы точно не останешься.
— Ты-то, может, и не останешься. А я… я не знаю на самом деле, о чем с ними говорить.
Я опешила. Разговор казался еще страннее, чем мои попытки убедить Данте в том, что я суккуб. Ладно, Мэдди не умела общаться с парнями. Но высоченная, невероятного сложения блондинка, бросающаяся на мужчин, уж никак не может остаться без партнера на ночь. Таков закон вселенной.
— Ну… если ты и правда не знаешь, что сказать, спроси прямо, не хочет ли он секса. Грубовато, но с кем-нибудь да сработает.
Она недоверчиво хмыкнула:
— Как же. И больше ничего не надо?
— Больше ничего не надо, — сказала я.
Тут вернулся из туалета Хью, и я посмотрела на него.
— Хочешь заняться сексом?
Он и глазом не моргнул.
— А то. Дай только за выпивку расплачусь.
Я повернулась к Тауни.
— Слышала?
— Погоди, — сказал Хью, уже взявшийся за пальто. — Это была шутка?
— Ты послужил примером, — пояснил Питер.
— Гадство.
Тауни затрясла белокурыми кудряшками.
— Я так не смогу.
— О господи, — хотелось протереть глаза, но я боялась размазать макияж. — Тауни, это не ядерная физика.
— Не ты ли рассказывала, как туго тебе пришлось, когда рядом был твой приятель инкуб? — спросил Питер.
Он имел в виду недавний визит моего друга Бастьена. Инкуб тут же обзавелся толпой поклонников и подкинул мне работенку, которую мои друзья мужского пола сочли «тяжелейшей в мире».
— Заткнись, — огрызнулась я. — Мешаешь наставлять.
— Я не хочу плохого парня, — капризно сказала Тауни. — Хочу хорошего соблазнить. Чтобы получить много энергии.
— Начни с малого. Хороших надо еще научиться отличать.
— А как ты их находишь?
— Это особое умение. Со временем ты им овладеешь. Но пока, повторяю, начни с малого.
И раз уж я была наставницей, пришлось дать кое-какие указания. Мы обсудили с ней нескольких мужчин с обручальными кольцами, сидевших в баре, и компанию, справлявшую мальчишник. Парнишка, собиравшийся жениться, был воистину лакомым кусочком. Еще я посоветовала ей выбирать сдержанных, скромных мужчин — они чаще оказывались хорошими, чем шумные и назойливые. Хотя и не всегда, конечно. Серийные убийцы обычно тоже стараются не выделяться. Но разумеется, умение разбираться в людях не принадлежит к числу тех, которыми можно овладеть за один вечер. И, помня об этом, я все пыталась убедить ее начать с небольших доз.
— Ловко ты раскладываешь по полочкам мужскую популяцию, — сказал Питер, когда я завершила лекцию. — Мне нравится, что ты не веришь в стереотипы.
Я пожала плечами.
— Когда-то верила.
— Ладно, покажи теперь свое умение, — сказал Хью.
К этому времени мы с ним были пьяны одинаково.
— Найди тут три порядочные души.
Я усмехнулась — чертям дано с одного взгляда оценивать силу и доброту человеческих душ. Но вызов приняла и стала выбирать. Указала через некоторое время на троих, и он покачал головой.
— Двоих угадала. Те, что справа, по-настоящему хорошие. А третий — очень плохой. Ну ладно, хоть крайности определяешь.
— Видишь? — жалобно сказала Тауни. — Это все-таки трудно.
— Господи боже! — воскликнула я и опрокинула еще бокальчик. — Нисколько. Для шулеров, в чей союз ты вступила… Слушай, хочешь совет? Устройся на работу, где это легко.
— На панели я стоять не собираюсь, — сказала она оскорбленно.
— Тогда иди… ну, не знаю куда. На аукцион свиданий. — Хью сердито взглянул на меня. — Или в стриптиз-клуб. Для суккуба нет ничего проще. Сядешь в баре после своего номера, и все сами к тебе придут. Стриптизерши — ходовой товар, их считают проститутками по определению.
— Ну… Это тоже как-то унизительно.
— Тебе вечность предстоит трахаться, чтобы поддерживать свое существование! Хватит важничать. Еще немного, и дармовой запас энергии у тебя кончится. А стриптиз — легкая работа. Забавная. Костюмы красивые. То, что надо, уж поверь.
— Наверное, — сказала она и глубоко вздохнула, отчего груди выпятились еще больше.
— Джорджина — профи.
Хью успокаивающе похлопал ее по руке. С целью, скорее всего, до этих грудей дотронуться, поскольку к парням сердечным, «белым и пушистым», отнюдь не относился.
— Как я слышал. Боюсь, на деле так и не узнаю. — И посмотрел на меня с горечью.
— Почему же тогда, — спросила Тауни, — ее кидает собственный парень?
Мои друзья охнули и уставились на нас, предвкушая давно предсказанную драчку. И раздражение, подогретое алкоголем и глупостью Тауни, вспыхнуло во мне с новой силой. Я схватила бокал и отправилась к стойке за очередной порцией. Посиделки с друзьями потеряли всякую прелесть. Какое право имела насмехаться надо мной эта дурочка, которая и одного-то парня снять не могла? Я при желании сняла бы дюжину. За вечер. Не сходя с места. И, оглядевшись, я поняла, что могу немедленно это доказать.
У стойки разговаривал с барменом молодой человек — тот самый, из книжного магазина, который интересовался фетишизмом. Похоже, он был здесь один. Я быстро отвернулась, пока он меня не увидел и не узнал. Получила свой заказ, поставила бокал на стол и, не сказав друзьям ни слова, вышла в туалет. Единственное место, где можно укрыться и изменить обличье. Зайдя в кабинку, перевоплотилась в высокую изящную девушку с длинными золотистыми волосами — похожую на балерину, увиденную этим вечером. Давно пора показать Тауни, что такое настоящая блондинка…
Возвращаясь к стойке, я встретилась глазами с Коди. Друзья, конечно, узнавали меня в любом обличье, и он посмотрел мне вслед озадаченно. А я остановилась возле парня из книжного магазина и заказала себе еще порцию. На этот раз он повернулся и увидел меня. Я улыбнулась.
— И как? — спросила, кивнув на бокал у него в руках с напитком красного цвета.
— Да ничего. — Он заглянул в него. — Гранатовый «космо». Вроде бы. Дамский коктейль… не обижайтесь.
— Не буду.
Бармен придвинул мне виски со льдом. Парень засмеялся и сказал:
— Вот так и чувствуешь себя вдруг не вполне мужчиной.
Я усмехнулась, протянула руку и назвала первое пришедшее на ум имя:
— Клара.
— Джуд.
— «Эй, Джуд», — процитировала я известную, песню.
Он вздохнул.
— Извини. Не удержалась.
— Как все…
— Ты одинок? — спросила я.
Он вроде бы смутился и потер палец, на котором в магазине я видела обручальное кольцо. Теперь его не было.
— Да.
— Я тоже.
Он окинул меня взглядом.
— Верится с трудом.
— Ну… — Я провела пальцем по краю своего бокала. — Это довольно долгая история…
И не торопясь, умело начала сплетать рассказ о том, как меня подвел парень, с которым я должна была встретиться. Мы собирались якобы заглянуть в секс-клуб… правда, об этом я сказала не сразу. Такого человека, как Джуд, интересовавшегося экзотическим сексом, но не готового еще принять саму идею, можно было и отпугнуть. Поэтому я подготовила его сперва неопределенными намеками, упомянула о собственном интересе к эксгибиционизму. Будто бы мне всего лишь хотелось посмотреть, что это вообще такое.
Под конец я избрала ту же линию, что и он в магазине:
— Чувствую себя какой-то извращенкой. Честно… и зачем я это говорю? Я ведь тебя совсем не знаю. Просто… — я посмотрела на него большими голубыми глазами, — тебе легко рассказывать.
Он долго молчал, не отводя от меня взгляда. Потом сказал:
— По-моему… ничего такого особенного нет в том, что ты говоришь… и чего хочешь…
Клюнул! Я тут же натянула леску.
— Правда?
— Да… я иногда… ну, понимаешь… и сам хотел…
— Правда?
Он кивнул.
В течение пяти секунд я делала вид, будто набираюсь решимости.
— А со мной не хочешь пойти? Просто посмотреть?
Он немного поразмыслил и согласился.
Где в городе имеются секс-клубы, он, разумеется, не знал. Я, разумеется, знала.
И, выходя с Джудом из бара, на друзей даже не оглянулась. Была вполне уверена, хоть на часы и не смотрела, что управилась за рекордное время. Может, перестанут теперь сомневаться в моем профессионализме.
Выбрала я клуб, в котором была уже не однажды. Не скажу, что ничего лучшего в жизни не видала, но мне нравилось его название — «Вызов».
В заведениях такого рода правила обычно разные. В клубы свингеров, где практикуется групповой секс и участвовать может каждый, доступ строго регламентирован. Одиноких женщин туда пускают всегда, парочкам предъявляют кое-какие условия. Одиноким мужчинам приходится потруднее. А в клубах вроде «Вызова», где большинство только смотрит, правила не так строги. Мы просто заплатили за вход и вошли. Правда, мне это обошлось, как всегда, дешевле.
Клуб набит был битком и слегка смахивал на танцевальный. В темном зале гремела музыка «техно», единственный свет исходил от заглубленных ламп, голубых и фиолетовых. Фокусировался он в основном на приподнятых площадках, обнесенных канатами, предназначенных для тех, кто желал «представлять». Посетители могли наблюдать за происходящим со всех сторон. Некоторые маленькие эстрады были оборудованы тематически — в виде, например, больничной операционной; на других стояли обыкновенные кровати и кушетки. Правила пользования сложностью не отличались — кто захотел, тот и поднялся, и желающих, похоже, было не слишком много. Пустовала почти половина эстрад. Но вокруг тех, что были заняты, толпились зрители, вытягивая шеи, чтобы лучше видеть.
— Да тут полно мужчин, — сказал Джуд, пока мы пробирались сквозь толпу.
— Так устроен мир, — ответила я.
— По-твоему, это интересует их больше, чем женщин?
— Да, в определенной степени. Мужчины склонны скорее любить глазами, и это нравится им само по себе. Женщинам тоже нравится… но им труднее признаться в этом.
Тут я спохватилась, что выказываю слишком большую осведомленность для неопытной девушки, и умолкла.
Наконец нам удалось подобраться к огороженной площадке. Мужчина на ней пылко входил в женщину, нагнувшуюся над изысканно сервированным обеденным столом. Мы некоторое время молча наблюдали за ними. Потом подошли к следующей паре, на обычной кровати. Женщина была в мини-юбочке и кожаном бюстгальтере.
После созерцания третьей пары, занимавшейся любовью, стоя у стены, Джуд наконец заговорил:
— Это не совсем то, чего я ожидал.
— Почему? — спросила я.
— Как-то все… обыкновенно.
Я засмеялась.
— Так ведь и люди обыкновенные. Ты думал увидеть тут порнозвезд?
— Да нет.
В темноте не разглядеть, но мне показалось, что он покраснел.
— Каждый вправе делать то, что сексуально для него. И на самом деле, видя, как они это делают… — Я снова посмотрела на парочку у стены.
Они глядели друг другу в глаза с таким напряжением и страстью… невозможно было не заметить, насколько сильно это возбуждало обоих. Я вздрогнула.
— Да, это сексуально, даже если не подретушировано. Это настоящее. То, что придает остроту.
Джуд промолчал, но огляделся по сторонам, словно переоценивая увиденное. Я в это время смотрела на него. Ростом меньше шести футов, но хорошо сложен. Песочного цвета волосы, модная стрижка. Почувствовав мой изучающий взгляд, он повернулся ко мне. И я сказала:
— Знаешь… раз уж тебе так хочется поднять планку… мы с тобой очень недурны.
Он понял не сразу.
— Да, мы с тобой… ох. — Карие глаза его широко распахнулись.
Я снова посмотрела на парочку у стены.
— Мы уже здесь. И, думаю, нам есть что показать этим людям.
Глаза его сделались и вовсе как блюдца.
— Я… не могу. Боже. Перед всеми… А вдруг здесь знакомые…
— Вряд ли. Да и что они сделают? Сказать кому-то, что видели тебя, значит признаться, что тоже здесь были. — Я взяла его за руку. — Давай. Тебе же хочется.
— Да, — сознался он. — Но… нет, я не смогу.
Я потянула его к свободной эстраде.
— Надо же когда-нибудь начать. Ничего сложного.
Джуд смотрел на меня испуганно, однако не сопротивлялся.
— Ты как будто уже делала это. Я думал, ты в первый раз…
— Так и есть.
— Да? А может, ты только разыгрываешь невинность и вовлекаешь мужчин в сексуальные безумства?
Я улыбнулась.
— Смешно.
Не успели мы нырнуть под ограждение, как вокруг сразу же собралась толпа. Привлеченная, скорее всего, не столько нами, решила я, сколько тем, что мы — новая пара. Ох уж это разнообразие. Острота жизни.
Джуд по-прежнему глядел испуганно, но мое терпение иссякло. Во мне проснулась актриса. Зрители ждали, пора было начинать.
Одной из лежанок у нас оказался шезлонг, накрытый белым бархатом, в свете ламп отливавший голубым. Белый цвет, подумала я, выбран, наверное, потому, что лучше других скрывает некоторые пятна.
— Ты уже здесь, — сказала я жестко. — И что, собираешься сбежать? Когда я встретила тебя, трусом ты не казался.
Перед ним точно была сейчас другая женщина — властная, напористая. Он лишь покачал головой.
Я тоже забралась на шезлонг, обхватила ногами его бедра. Нехватка энергии сделалась вдруг болезненно острой, и мне стало не до нежностей. Наклонившись, я жадно поцеловала его в губы, почти укусила, просунула язык ему в рот. Он удивленно охнул, но звук этот потерялся в поцелуе. А я уже расстегивала на нем рубашку. И кажется, оторвала в спешке пуговицу.
Растерянный Джуд лежал как неживой. Но меня это не волновало, лишь бы не сопротивлялся. И, судя по ощущению между бедрами, не таким уж он был и неживым.
Я провела руками по его груди, вонзая ногти. Гуманная часть меня задумалась, как он объяснит жене, откуда царапины. Остальным частям было наплевать. «Клару» я одела в черный топ и серую юбку — просто, но сексуально. Я стянула топ, тряхнула волосами, и они свесились вперед, как золотая вуаль. Хотела было снять и черный кружевной лифчик, но передумала.
Прошлась поцелуями по шее и груди Джуда, чуть задержалась, чтобы приласкать губами сосок. Затем спустилась ниже, к брюкам. Расстегнула их одним быстрым движением. Спустила до колен вместе с нижним бельем и добралась до восставшего копья. Взяла его в рот, позволив скользнуть чуть ли не до горла. Джуд охнул, и благодарные зрители отозвались эхом.
Тут я ощутила поток его жизненной силы. Вливаясь в меня, она мерцала, как звездный свет. И я начала понимать его мысли и чувства, саму его личность. Когда же энергии набралось достаточно, чуть не рассмеялась. Он не в первый раз занимался этим, изменяя жене. А в третий на самом деле. Стеснялся еще немного, но застенчивость его была отчасти притворной, приманкой для таких, как я, властных, увлекающих за собой женщин. Да, прав был Хью — душу оценить получалось у меня не всегда. Тем не менее Джуд пока стыдился измен, и у него хватало доброты и силы, чтобы заполнить пустоту во мне.
Я принялась посасывать и дразнить его настойчивее. Он застонал, чувствуя, как скользят вверх и вниз мои губы. Напрягся, и я, опасаясь, что на том все может и кончиться, отодвинулась. Встала, стянула юбку, небрежно бросила ее на пол. Джуд, все еще не решаясь проявить активность, но желая большего, уставился на меня умоляющими глазами.
Рядом с шезлонгом стоял резной деревянный стул. Подойдя к нему, я встала коленями на мягкое сиденье и прижалась грудью к перекладинам спинки. Оглянулась через плечо на Джуда.
— Время начинать шоу, — сказала я.
Думала, он будет еще мешкать и колебаться, но Джуд преодолел-таки свою скованность. И слава богу — не хотелось, чтобы это выглядело принуждением с моей стороны. Он выбрался из шезлонга, подошел. Сбросил уже спущенные до колен брюки. Встал сзади и провел руками по моим бедрам, подбираясь к черным трусикам, которые я не сняла. Я подалась к нему задом. Он вздохнул.
— Ты очень сексуальная.
— Знаю, — сказала я нетерпеливо.
Он стянул с меня трусики. Я придвинулась еще ближе и ощутила, как он вошел, мощно и глубоко. Обхватив мои бедра, начал двигаться взад и вперед, с каждым толчком прижимая меня к спинке стула. И я застонала… сама не зная, кому хочу доставить больше удовольствия — ему или зрителям.
Я стояла в такой позиции, что могла их видеть — лица, взгляды, устремленные на меня. Застенчивостью я давно не страдала и не впервые занималась сексом на людях. Вообще-то предпочитала уединение, но этим вечером мне хотелось быть в центре внимания. Может, оттого, что я отчаянно жаждала жизненной энергии. И взяла бы ее при любых обстоятельствах. Как бы там ни было, покуда Джуд меня накачивал, я смотрела в глаза то одному мужчине, то другому.
Зрительный контакт дает очень много, это я и раньше замечала. Из сферы внешнего соприкосновения уносит во что-то глубокое, сокровенное. Я каждому отвечала пристальным, пылким взглядом — взглядом женщины, которая получает наслаждение и ничего более не хочет, кроме как получить его потом и от них. И это тоже меня будоражило — думать о мужчинах, которых я возбуждаю, жаждущих секса… жаждущих меня.
Я почти забыла, что со мной сейчас Джуд. То мог быть любой, и, судя по выражению лиц, все они были бы счастливы поменяться с ним местами. Переводя взгляд с одного на другого, я пыталась представить, как любил бы меня каждый из них и что я при этом чувствовала бы. И дошла вскоре до того, что начала грезить о двоих сразу. Один — сзади, другой — спереди…
Джуд, держа меня одной рукой за бедро, другой вцепился в волосы, с силой дернул. Вспугнул мои грезы, но и грубость его доставила мне удовольствие, на таком я была взводе. Потом нажал сильнее, вдавив меня в спинку стула. Я надеялась, что это не конец — сладость его жизненной энергии, переходившей ко мне, все усиливалась. И мысль у него оставалась одна: «Ах, хорошо… хорошо… хорошо…»
Я думала о том же. Наслаждение достигло головокружительных высот. Все вместе — и он, охаживающий меня, стоящую на коленях, и вуайеристы вокруг — было действом низменным и одновременно необыкновенно возбуждающим.
— Хорошо… хорошо, — простонала я, эхом его мыслей. — Не останавливайся… не останавливайся… о-о-о.
Ирония судьбы.
Прием, который помог мне с Брайсом или Брюсом… или как там его звали, сработал и сейчас. Но завершения я вовсе не хотела. Возможно, Джуд действовал так всегда — сладко, но коротко, — и слова мои были ни при чем. И все же это случилось, и я кончить не успела.
Дозу свою я тем не менее получила. Его оргазм отозвался во мне восхитительным взрывом жизненной силы. В последнюю секунду он, невзирая на экстаз, ощутил еще и укол вины, угрызения совести за то, что снова обманул жену. И это стало для меня дополнительным призом. Грех — понятие субъективное, многое зависит от того, как оценивает его сам согрешивший. Толкнув Джуда на дурной поступок — чего и требовал от меня ад и за что платил — и пошатнув его нравственность, энергии я получила больше, чем если бы просто его соблазнила. Теперь, подпитав свое бессмертие и укрепив способность к превращению, я вновь чувствовала себя прекрасно.
Он выскользнул из меня. Я встала и, увидев, что он пошатывается, подхватила его под руку. Зрители засвистели и захлопали.
Вид у Джуда был удивленный. И измученный. Я подала ему брюки.
— Ох, — выдохнул он. — Это было… потрясающе.
— Да, — сказала я с усмешкой. — Знаю.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
Только ввалившись к Сету, я сообразила, как уже поздно — почти два ночи.
Он не работал, сидел на диване перед телевизором, рассеянно переключая каналы.
— Привет, — сказала я, бросая у двери пальто и сумку.
Сет повернул голову. На лице его играли призрачные отсветы.
— Извини, задержалась. Подвернулось кое-что.
— Да, — ответил он ровным голосом. — Вижу.
Что именно он видит, я поняла сразу. Сет уже научился различать малейшие оттенки моего состояния. Меня окружало свечение жизненной энергии Джуда. Для бессмертных я и впрямь светилась. Смертные же в таких случаях просто ощущали во мне нечто неодолимо притягательное. Они приписывали это моей красоте. Но Сет знал. И понимал, чем я занималась.
Лучше бы он не видел меня такой… но деваться было некуда.
— Прости. Такова моя работа.
— Да, — сказал он устало и выпрямился. — Только… тебе обязательно надо было делать это сегодня? Чтобы наказать меня за то, что подвел?
Я села в кресло напротив. Энергия Джуда напитала меня жизнью и бодростью. Настроение поднялось, и не хотелось портить его, ругаясь с Сетом, особенно после такого безрадостного вечера.
— Нет, чтобы выжить. Мстить тебе я не собиралась.
Он вздохнул.
— Порой это так тяжело.
Я перебралась на диван, поближе к нему.
— Знаю.
Он обнял меня за плечи и посмотрел одновременно нежно и с укором. Коротко поцеловал в шею. Кровь во мне сразу запылала.
— Господи, ты так красива. Хотелось бы, чтобы это было из-за меня, а не из-за кого-то другого.
— Да, — сказала я. — Мне тоже.
— Извини, что вспылил.
— И это ты называешь «вспылить»?
— И за то, что подвел, извини. Я был не прав. Он легонько укусил меня за ухо. Я закрыла глаза, запрокинула голову.
— Я не сержусь, — сказала я. — Правда.
— Какая ты добрая.
— Так ведь Рождество на носу. Положено быть добрыми и все прощать.
Сет засмеялся, погладил меня по голове.
— Тебе положено быть злой. А ты хорошая.
— Да ладно. — Я прижалась к нему теснее. — Не такая уж я и хорошая. И мысли у меня сейчас очень даже плохие.
— У меня тоже. Коль судить по ним, мне одна дорога — в ад.
— Никогда. Хью говорит, твоя душа похожа на сверхновую звезду. И дорога тебе — к жемчужным вратам рая.
Натянутость была забыта. Нас вновь охватили нежность и желание. И все же, пока мы обнимались и болтали ни о чем, я никак не могла отделаться от тоскливой мысли, что подобные сцены стали уже для нас привычными. Ссора. Тяжесть на душе. Извинения. Объятия. Сколько я ни мечтала за последнюю тысячу лет о постоянных отношениях с кем-то, эта схема в мои мечты не входила.
Через некоторое время от невинных ласк мы перешли к кое-чему посерьезнее. Вернее, я перешла. Сета редко удавалось уговорить самому удовлетворить свое желание, и смущался он при этом страшно. Мне же нравилось на него смотреть. Видя, как он, такой невероятно сдержанный, теряет во время оргазма самообладание, я получала удовольствия чуть ли не больше, чем от собственной кульминации.
Похоже, по отношению ко мне он чувствовал то же самое. И в ту ночь довольствовался тем, что просто смотрел на меня. А я только рада была завершить не доведенное до конца Джудом. И когда растянулась потом на диване, томная и довольная, он прилег рядом и переплел свои пальцы с моими.
— Никогда от этого не устану, — сказал он со вздохом.
— Надо было тебе тоже…
— Не надо.
— Точно?
Он улыбнулся.
— Самообладание, Фетида. Самообладание. К тому же у меня богатое воображение. Которого хватает порой, чтобы представить, что это с тобой делаю я.
Я вздрогнула, представив тоже, что Сет в пик наслаждения — во мне и я выкрикиваю его имя и впиваюсь ногтями ему в спину…
— Иисусе, — сказала я тихо, закрыв глаза.
— Вот именно.
Наконец мы сообразили, что уже и вправду очень поздно, и стали готовиться ко сну. Почистив зубы и выйдя из ванной, я прошла в спальню, и там Сет вручил мне маленький пакетик.
— Обещанный подарок.
Я повертела его в руках. Золоченая обертка, красная ленточка. Упаковано кое-как, бантик кривой — смело можно спорить, что заворачивал сам. Я усмехнулась.
— Рановато. Подарок до Рождества? Это слишком… не такое уж я зло.
Он сел с самодовольным видом на кровать, прислонился к изголовью.
— А я — такое. Думаю, моя душа точно несколько потускнела. Открывай.
Я тоже села и нерешительно развернула пакетик, уже догадываясь, что внутри — ювелирная коробочка. Но с чем? На безумца, способного сделать предложение, Сет вроде бы не походил, хотя и выказывал порой романтический дух. Так мне, во всяком случае, казалось. Надеясь на браслет, в коробочке я обнаружила кольцо. Но не обручальное — в общепринятом смысле. А современную копию византийского кольца. Похожую на те, что мы видели в магазине Эрика, однако не совсем такую. Платиновое кольцо, тускло отливающее серебром в приглушенном свете спальни, с изображением дельфина на венчающем диске, украшенном несколькими крохотными сапфирами.
Не зная, что сказать, я смотрела на него молча.
— Нравится? — взволнованно спросил Сет.
— Э… да. Нравится. Очень, — с запинкой ответила я.
— Ты выглядела такой печальной, когда сказала, что потеряла то, другое кольцо, и я подумал — может быть, это заменит тебе его?
Видя, как он радуется своему подарку сам, я не решилась признаться, что ничего не теряла. А своими руками запрятала подальше, чтобы никогда больше не видеть. И что это кольцо, похожее и не похожее одновременно, воскресило во мне все темные чувства, которые я пыталась похоронить. Память о давно прошедшем солнечном дне, когда муж, обманутый впоследствии, надел то, другое кольцо мне на палец на нашей свадьбе.
— Оно прекрасно, — помолчав еще немного, сказала я, чтобы Сет ничего не заподозрил.
С его стороны это было очень мило на самом деле — он ведь не знал моей истории, моей боли.
— А почему дельфин?
— А… не подумай, что я решил соригинальничать, просто… греческие буквы для меня ничего не значат. А о дельфинах я как-то читал — они играли важную роль в верованиях древнего Кипра, вот и…
Я сумела наконец улыбнуться.
— Да. Посланцы морских богов. Вестники счастья. — Тут я кое-что сообразила. — Погоди-ка. Мы видели похожие кольца в магазине Эрика, но такого там не было. Где же ты его нашел? Все-таки у Эрика или в другом месте?
В глазах его мелькнули веселые искорки.
— Учусь у тебя умению договариваться с людьми. Нашел мастера и заказал.
Боже милосердный. Он заказал кольцо — платиновое. Перед Рождеством. И заказ выполнили за несколько дней. О цене страшно было и думать. Мне даже дурно сделалось. Сет перестал улыбаться.
— Оно тебе вправду нравится?
— Да, да… конечно. Просто… не знаю, что сказать, извини. Чудесный подарок.
Я надела кольцо на безымянный палец правой руки. Как раз впору. Потом подняла на Сета неуверенный взгляд.
— Э-э-э… дружеский, надеюсь?
— Да, не пугайся. Когда решусь на что-то другое, ты сразу поймешь. По моему трепету. — Губы его тронула лукавая — очень сексуальная — улыбка. — И это будут рубины.
— Рубины? А почему не бриллианты? Писательские гонорары не выдержат?
Он пренебрежительно хмыкнул.
— Нет, просто бриллианты — это слишком обычно, на мой взгляд. А чтобы я женился, должно случиться что-то необычное. К тому же ты часто носишь красное, я заметил. И для тебя важны соответствующие аксессуары.
В ответ я фыркнула, и мы забрались в постель.
Он уснул быстро, как всегда. А я еще долго лежала, трогая нагревшееся на руке кольцо, обводя пальцем очертания дельфина. Неприятные воспоминания, которые оно во мне всколыхнуло, не уходили. Но в объятиях Сета казались почему-то не такими болезненными.
Наконец и я заснула. И в ту же секунду мне начал сниться сон.
Я снова была в кухне, и все вокруг казалось таким же живым и реалистичным, как и в прошлый раз. Теплая вода в раковине. Запах апельсинового мыла. Звуки «Sweet Home Alabama». Я сновиденная точно так же мыла посуду и подпевала. Потом заглянула в комнату. Предыдущий сон на этом закончился. Но сейчас он продолжался.
В гостиной, на одеяле, разостланном на полу, сидела маленькая девочка, лет двух. Вокруг валялись игрушки. Сжимая в руках плюшевого жирафа, малышка потрясла им, и он тихонько загремел. Потом, словно почувствовав мой взгляд, она подняла голову.
Я увидела круглые, еще не утратившие младенческую пухлость щечки. Светло-русые кудряшки, большие ореховые глазки, обрамленные длинными ресницами. Девчушка была само очарование.
На диване позади нее дремала, свернувшись клубочком, Обри. Рядом лежала другая кошка, с рыжими и коричневыми пятнами, совершенно незнакомая.
Малышка радостно улыбнулась, на щечках появились ямочки. Сердце моего сновиденного «я» облилось горячей волной любви и счастья, и эти чувства передались мне настоящей. И я вдруг поняла… каким образом, объяснить невозможно, но пришла непоколебимая уверенность, что эта девочка — моя дочь.
И тут я проснулась.
Точно как в прошлый раз, ночь пролетела незаметно. В окна заглядывало утреннее солнце, рядом тихо спал Сет. Точно как в прошлый раз, вся энергия исчезла. Я была пуста. Но это казалось ерундой по сравнению с болью, что меня охватила, — меня вырвали из сна, лишили безграничной любви, которую питало мое сновиденное «я» к девочке. Своей дочери. Моей дочери.
Невозможно, одернула я себя. У суккубов не бывает детей. Я навеки лишила себя этого счастья, продав душу. И все же… пережитые во сне чувства были такими реальными, такими сильными… Я не могла иметь детей, но это был мой ребенок. Никаких сомнений. Сердце мое еще помнило горячую волну счастья и разрывалось, потому что дочери не было со мной здесь и сейчас.
Глупо, сказала я себе. Сны — не реальность. Сны — это… сны. И у меня на самом деле имеются проблемы посерьезней. Пропажа энергии, например.
Тут Сет заворочался сонно и стащил с меня одеяло. Я потянула его обратно, Сет повернулся на бок и открыл глаза.
— Привет, — сказал он, — кто уступит?
— Может, ты?
— А может, ты?
— Я — зло, забыл, что ли?
Мы еще немного поиграли в перетягивание одеяла. Я изображала веселье, поскольку не собиралась посвящать Сета в свои проблемы. И вскоре встала, преодолев желание остаться в постели. Смотреть сны… Но Сету пора было садиться за книгу, да и меня ждала дневная смена в магазине.
Заскочив домой, я обнаружила там Винсента, который готовил завтрак, и Ясмин. До моего прихода они говорили, видно, о чем-то веселом, потому что здоровались со мной, еще продолжая посмеиваться.
Накануне в доме у меня масла не было. Как, впрочем, и других продуктов. Значит, сходил-таки в магазин.
— Нет, спасибо, — ответила я, присаживаясь к кухонному столу. — Завтракала уже.
— Много потеряешь, — сказала Ясмин. — За такую извращенную яичницу, как он готовит, ему прямая дорога в ад.
Винсент поставил на плиту сковороду, зажег газ.
— А, так это за яичницу я туда отправлюсь? Помнится, в последний раз ты говорила, что за парковку.
Глаза ангела озорно сверкнули. Гладкие черные волосы Ясмин сегодня были собраны в хвост, отчего она выглядела совсем юной. Забавно… учитывая, что истинного возраста ее не представить ни человеку, ни суккубу.
— Ах, да. Я и забыла. Ну, теперь уж и не знаю, что перетянет. Пачка масла на яичницу из двух яиц или параллельная парковка в трех футах от тротуара.
Он шлепнул ее по руке деревянной лопаточкой.
— В трех футах? Ты машину хоть раз в жизни водила? Единственное, что водить умеешь, — так это меня… за нос.
— Да, конечно. За него тебя обвели задолго до меня…
Переводя взгляд с одного на другую, я поняла, что обо мне тут уже забыли. И, чувствуя себя лишней, потихоньку отступила в коридор, а оттуда — в спальню. Прикрыла дверь и недоуменно воззрилась на Обри, которая нежилась на кровати в пятне солнечного света.
— Обри, они что, все утро так?
Кошка зевнула, поморгала зелеными глазами, свернулась белым шариком — точь-в-точь как во сне. И прикрыла мордочку лапкой.
Ну и ну, подумала я. Экая неожиданность. Я сошла с ума? Или эти двое, Ясмин и Винсент, и впрямь… флиртуют? Ангелу, конечно, положено быть милым и дружелюбным, но чтобы настолько… Тем не менее, поразмыслив, я пришла к выводу, что не ошиблась. Более того… эти их шуточки не похожи были на заигрывания первых дней. Скорее на хорошо знакомое мне поддразнивание, на которое способны лишь те, кто давно уже вместе и чувствуют себя друг с другом так спокойно и уверенно, что могут заканчивать начатые другим фразы. Как мы с Сетом… о чем недавно говорил Эрик.
— У них любовь, — сказала я Обри, сама себе не веря.
Кошка не откликнулась.
Но как?.. Спать друг с другом они точно не могли. Я знала, что для ангелов это означает падение. Ясмин же определенно оставалась до сих пор на стороне правды и справедливости. Может, ангелу разрешается любить человека, если между ними нет физической близости? В это после знакомства с ханжой Джоэлем не верилось. Такие, как он, не допустили бы даже целомудренной связи. И значит, о парочке никто не знал, в том числе и Картер. Честно говоря, мне знать тоже не хотелось. Ничем хорошим отношения великих трагических любовников никогда не заканчивались.
Прихватив одежду и отправившись под душ, я поняла вдруг, что у них дела обстоят, пожалуй, еще хуже, чем у нас с Сетом. И как это могло произойти? Правда, я всегда считала, что с ангелами возможны любые чудеса. Душ я приняла и волосы высушила, не переставая ломать голову над этой любовной загадкой. И, входя в гостиную, опасалась, не наткнусь ли на что-нибудь еще более откровенное.
Но наткнулась на знакомое неприятное излучение. Обволакивающее и мускусное.
На диване сидел Нифон.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
Ясмин и Винсент, доедавшие яичницу, с удивлением взглянули на меня. Нифон кивнул в их сторону:
— Мне разрешили войти. Не думал, что возникнет проблема.
Ангел и человек заметно растерялись. Все стало ясно. Нифон явился неожиданно, они, не зная о моих с ним отношениях, его впустили. Приняли, видно, за компаньона по злодейским делам, каковым он, строго говоря, и являлся.
— Да. — Ясмин схватилась за пальто. — Приятно было повидаться.
Исчезли они с такой скоростью, как будто телепортировались.
Я снова сосредоточилась на Нифоне.
— Пошел вон, — повторила я.
Он откинулся на спинку дивана, раскинув руки.
— Лета, Лета…
— И хватит меня так называть.
— Как пожелаешь. Не волнуйся, сейчас уйду. Хочу только поделиться последними новостями о Тауни.
О господи. Тауни.
«Пожалуйста, — взмолилась я про себя, — дай мне услышать, что вчера она преуспела!»
Правда, состояние, в котором я оставила ее в баре, надежды не внушало. Если только она не вдохновилась моим примером с Джудом.
— Жертву она так и не поимела. Черт.
— Что ж, спасибо, — сказала я и указала ему на дверь. — Можешь идти. Буду рада, если в следующий раз ты сообщишь последние новости по телефону. Лучше всего — из такси, идущего в аэропорт. Чтобы больше я тебя, гадину, не видела.
Он посмотрел на меня обиженно, но с дивана встал.
— Хорошо, хорошо. Только я еще кое-что хотел сказать.
— Нет ничего, что я хотела бы от тебя слышать. — Я уже почти рычала.
— О, не уверен. — Он взялся за дверную ручку, но уходить, похоже, не собирался. — Думаю, тебе будет интересно. Это касается твоей личной жизни.
— Нет уж! О ней мы говорить не будем.
— Ле… Джорджина, я всего лишь хочу помочь, — проныл он. — Ведь это ужасно, что вы не можете отдаться своей любви полностью.
— У нас. Все. Прекрасно. Отодвинься от двери. Не пачкай ее своими волосами.
Нифон выпрямился, заботливо пригладил затылок.
— Послушай… я понимаю, почему ты с ним не спишь. Это прелестно. Спасаешь его жизнь, энергию и так далее. Но что, если проблемы не станет? Что, если я сделаю так, чтобы у секса не было побочных эффектов?
— Ага. По доброте душевной.
— Ну… — Он пожал плечами. — У всего своя цена.
— Оно того не стоит. Чтобы Сет продал душу.
— Я могу кое-что добавить. Продлить ему жизнь… и молодость…
— Нет. Клянусь Богом, если ты сейчас же не уйдешь, я позвоню Джерому. — Я блефовала, поскольку Джерома в городе не было.
— Я всего лишь хочу помочь…
— Как мне помог? — Я не потрудилась скрыть сарказм.
Насмешливое выражение вдруг исчезло с его лица. Оно стало жестким. Злым. Страшным.
— Я помог тебе, малышка Лета. Ты была никто. Вообще никто. Дочь нищего рыбака из глухого дерьмового городишки. Потаскуха из глухого дерьмового городишки. Изгадила себе жизнь, а я все уладил. Сделал тебя той, кто ты есть. Решил твои проблемы. Спас твоего мужа. Дал тебе вечную молодость и красоту. Не кажется ли тебе, что ты у меня в долгу?
— Оно того не стоило, — сказала я мрачно. — Не стоило.
— Вот как? Ты предпочла бы увидеть, как муж покончит с собой? И умереть опозоренной, всеми презираемой парией?
Я не ответила. Перед глазами вновь встало лицо мужа в тот миг, когда он узнал о моей измене. Это воспоминание преследовало меня и теперь, через века. Он был в таком отчаянии, что хотел умереть. Но я, продав душу и став суккубом, заключила с адом сделку. Муж забыл меня, как и все остальные, кого я знала. Он не умер, остался жить, забыв о том даже, что я вообще существовала на свете. Стоило ли оно того?
Лицо Нифона сделалось еще язвительней. Черт открыл дверь.
— Пока, Джорджина. Дай знать, если передумаешь.
Он ушел, а я долго еще смотрела на дверь, не в силах сдвинуться с места. О предложении купить душу Сета я не думала. Оно меня не интересовало. А вот все остальное, что он сказал… напоминание о прошлом… Я вздохнула. Ни с этим разбираться не хотелось, ни со всем остальным, что происходило сейчас в моей жизни. Кстати, об остальном… До работы еще два часа, и я решила наступить себе на горло и еще раз попытаться узнать, что за сны мне снятся. У Данте.
Лавочка его выглядела ничуть не лучше, чем в прошлое посещение. Но на сей раз я застала там клиентку. Темноволосую девушку в сером свитере, которая по возрасту могла быть студенткой. Увидев ее с порога, я попятилась было, но Данте жестом пригласил меня зайти.
— Ничего, ничего. Можешь тут подождать. Он перевел взгляд на девушку. Оба сидели возле колченогого, покрытого бархатом стола.
— Вы ведь не против?
Девушка меня словно и не заметила.
— Нет-нет! Дальше, пожалуйста. Что там за мужчина?
Данте ослепительно улыбнулся. Улыбка казалась заученной, но на клиентку, похоже, действовала безотказно. Подойдя ближе, я поняла, что он гадает на картах Таро. На столе уже лежало несколько штук. Данте выложил еще одну.
— О, «Папа», — сказал он таинственно и многозначительно.
— И что это значит? — пискнула девушка.
— Не понимаете? Так-таки ничего и не понимаете?
Она покачала головой.
— Ничего.
— Что ж… «Папа» — это великая любовная карта. Она символизирует влюбленного мужчину, привлекательного и галантного, любящего делать подарки, красиво ухаживать. Ну знаете, о чем я…
— Честно? Нет, — сказала она с тоской. — Мне только сопляки попадаются.
— Ничего, скоро все изменится, — пообещал Данте.
Я немного разбиралась в картах Таро. И знала, что «Папа» символизирует традиции, мудрость и аскетизм. А вовсе не влюбленного мужчину, тем более что на карте изображен священник.
— А почему он так странно одет? — спросила девушка. — В-мантию какую-то.
— Ничего странного, — сказал Данте. — Это говорит о богатстве. Вспомните, Таро — очень древние карты. И парень одет по последней моде тех времен.
Встретившись с ним взглядом, я закатила глаза. Он с бесстрастным лицом выложил следующую карту.
— Неплохо, — сказал он. — «Башня».
Хуже этой карты в колоде не было.
— У вас большое будущее, ребята.
— Почему она горит? — спросила девушка. — И почему из окон падают люди?
— Это символы, — быстро сказал он. — Они означают, что, хотя все будет хорошо, когда вы встретите этого парня, вам нужно быть осторожной и следить за знаками судьбы.
— Ой, — сказала она. — А я сумею?
Данте собрал карты, отложил колоду.
— Могу помочь, если хотите. Продам набор толкований со скидкой. И у вас будет проводник, чтобы подготовиться к встрече.
В том, что встреча с мифическим парнем состоится, я лично очень сомневалась.
— Сколько? — нерешительно спросила она.
— Хм, посчитаем. — Данте сделался задумчивым. — Стоят они по пятьдесят. Скидка за набор обычно пять долларов… но… черт. Мне хочется на самом деле, чтобы у вас все получилось. Сам романтик, понимаете ли… Так и быть, отдам шесть по сорок. Можете прямо сейчас купить, и когда они вам понадобятся, будут уже под рукой.
Девушка задумалась тоже. Язык чесался сказать ей, что это жульничество. Но мне нужна была помощь Данте, и восстанавливать его против себя не стоило. И без того мог отказать.
— Не хочу на вас давить, — сказал он мягко. — Думайте, пожалуйста. Прислушайтесь к своему сердцу. Близится важный период вашей жизни — так говорят карты, и ваше сердце нуждается в помощи и защите.
Это ее убедило.
— Ладно, куплю.
Не веря своим глазам, я смотрела, как она идет к кассе. Вручает Данте больше двухсот сорока долларов — с пошлиной, и он передает ей самые обыкновенные карты Таро.
— И тебе не стыдно? — спросила я, когда она вышла.
— Суккуб. Рад тебя видеть.
— Это же был не любовный расклад.
— Ну да, — сказал он, подойдя ко мне. — Он значил на самом деле, что сердце ее будет разбито и дело может дойти до суицида.
— Но ты предсказал ей любовь.
— Ей двадцать лет. В этом возрасте только о любви и хотят слышать.
— Гореть тебе в аду.
— Могу сказать то же самое о тебе. Да, кажется, и говорил в прошлый раз?.. Ладно. Ты пришла… неужели все-таки решила переспать со мной?
— Разумеется, нет.
Он изобразил обиду.
— «Разумеется, нет»? Отчего так категорично? Я вроде бы не урод.
— Не урод, — согласилась я.
Он по-прежнему выглядел так, словно два дня не брился, и синяя тенниска обтягивала торс весьма сексуально, позволяя разглядеть отменную мускулатуру. Видать, работа оставляла достаточно свободного времени, чтобы ее накачивать.
— Но я здесь по другому поводу. И, честно говоря, если то, что я вижу, — всего лишь верхушка айсберга, твоя душа не стоит ни секунды моего времени.
Он протестующе вскинул руки.
— Приходит, оскорбляет меня… а потом просит помощи. И чего ты хочешь? У тебя все-таки сломалась посудомойка?
— Нет. Я снова видела этот сон. Но с продолжением.
Я коротко пересказала его. Данте выслушал с непроницаемым видом. Потом спросил:
— Новую посудомойку ты точно не хочешь?
— Нет!
— А детей?
— Что — детей?
— Их ты хочешь?
Я немного помолчала. Данте улыбался все так же насмешливо, но смотрел на меня очень внимательно. Жулик жуликом, но умен. Настоящие жулики и должны быть умными. Чтобы зарабатывать на человеческих слабостях — таких, как желание любви у юных девушек, — необходимо хорошо разбираться в людях.
— Это не имеет значения, — сказала я наконец. — У меня детей быть не может. Ты знаешь.
— Я спросил не об этом, суккуб. Я спросил, хочешь ли ты их.
Я уставилась на хрустальный шар. Пластиковый на самом деле, судя по игре света на поверхности.
— Конечно. Хотела, еще когда была смертной. И родила бы, если бы могла.
Он кивнул, и мне впервые подумалось, что он, возможно, воспринимает меня всерьез. Почти.
— И смею предположить… ты проснулась без энергии.
— Да. А до этого поимела жертву. В точности как в прошлый раз.
Лицо у него стало задумчивым.
— Интересно. Это происходит только тогда, когда ты заряжаешься.
— И что это значит, по-твоему?
— Не знаю. Возможно, ничего.
— Не может быть! Я теряю энергию без всякой причины.
— Ты на взводе, — возразил он. — И похоже, так задергана, как никто из бессмертных, которых я встречал. Да и смертных тоже. Ты века мечтаешь забеременеть. Живешь со своим дружком в целомудрии. И работаешь на этого демона, да? Похожего на Мэтью Бродерика?
— На Джона Кьюсака, — поправила я.
— Неважно. Все это любого достанет. Твои сны отражение твоих горестей, работа подсознания, живая, яркая, вытягивающая энергию.
— Пользы от тебя… Твои толкования — жульничество, как и все остальное.
— Нет. Я жульничаю не во всем. В снах разбираюсь. И в магии. И знаю, что тебе поможет.
— Что?
Он показал на стол.
— Мы с тобой. На нем. Голые. Горизонтально. Я застонала.
— Да, ты не соврал. Ты романтик.
— Прагматик. И оппортунист.
— Ничтожество, которое обходится со мной, как с дешевой шлюхой…
— Черт возьми, я не трахался полгода, а ко мне является суккуб и просит о помощи. Мысль о сексе тебе и в голову не приходила?
Я бросила на него косой взгляд.
— Я правильно поняла? Чтобы получить помощь, я должна с тобой переспать?
Данте сунул руки в карманы.
— Нет. Было бы куда приятней, если бы ты сама этого хотела. Да и помочь я на самом деле не могу.
Я шагнула к двери.
— Что ж, спасибо.
— Знаешь, что еще помогло бы? — спросил он вслед.
— Если ты опять о сексе…
— Отпуск. Массаж. Все, что снимает напряжение.
На сей раз он говорил дело, и это меня приятно удивило — значит, в голове у него не только помойка.
— Да, — сказала я. — Правда, я сомневаюсь, что мои проблемы можно решить массажем.
— Кто знает. Если бесплатно… да в обнаженном виде…
Я вышла.
Мысль о том, что мой роман с Сетом движется как будто по замкнутому кругу, меня уже посещала. Теперь казалось, что по кругу пошло и все остальное. Увидела тот же самый сон, приехала к Данте, помощи не получила, отправилась на работу, пережевывая по дороге случившееся… день разворачивался в точности, как в прошлый раз.
В «Изумрудном городе» я занялась оформлением документов и обслуживанием покупателей, томясь при этом сладкими мечтами о ребенке. Я думала только о приснившейся девочке. Жаждала снова ее увидеть, полюбоваться ее улыбкой. В сравнении с нею работа казалась никому не нужной бессмыслицей.
Вечером мы с Мэдди поехали ко мне, и я объяснила, каким образом собираюсь устроить ей свидание.
— Ты хочешь меня продать? — воскликнула она.
— Это благотворительный аукцион, — сказала я. — В пользу детей. Ты же любишь детей, правда?
— Ну да, только…
— Значит, все будет хорошо. На, примерь. — Я бросила ей пакет с логотипом «BCBG».
Мэдди посмотрела на него с опаской.
— Магазин для подростков?
— Для людей со вкусом, — уверила я ее.
Она вынула из пакета платье, которое я подобрала накануне. Длиной до колен, шелковое, с розовым геометрическим рисунком. Слегка присобранный верх, рукава-крылышки, треугольный вырез, под ним — бант.
— Я это не надену, — тут же сказала Мэдди.
— Почему? Слишком красивое?
Она бросила на меня сердитый взгляд.
— Все наружу.
— Что? Да оно все закрывает!
Видела бы она мои платья, где действительно «все наружу»… Для нее я выбрала элегантное, сшитое со вкусом. Пуританское по сравнению с моими.
— Примерь сначала, потом посмотрим.
Мерить она отправилась в ванную. И, когда вышла, я чуть не ахнула от восторга. Платье сидело идеально. Размер я угадала точно.
— Ни дюйма лишнего, — заворчала Мэдди, растягивая ткань на талии.
— Так и надо.
— Я в нем не толстая?
— Ты в нем красавица. Будь оно из спандекса, тогда — да, полнило бы. Но ткань легкая, складочки…
— Вырез ужасно низкий…
— Хватит тебе, — рассердилась я. — Давай приводить в порядок остальное.
Я сделала ей макияж и распустила волосы. Вырвавшись на свободу, они засияли, как черный шелк. Стыд и позор, подумала я, что Мэдди вечно собирает их в хвост. Неужели кино не смотрит, где дурнушки становятся красавицами, стоит только распустить волосы и снять очки? Вместо очков, правда, она уже носила контактные линзы, но правило оставалось в силе. Под конец я обула ее в туфли на невысоком каблуке, которые купила к платью. Каблук повыше смотрелся бы, конечно, лучше, но я уж не стала искушать судьбу. И, удовлетворенные результатом, мы отправились на аукцион.
— Ты прямо как фея-крестная, — пробормотала Мэдди, когда мы вошли в отель, где проводилось мероприятие. — Только я — все та же Золушка.
Я пихнула ее локтем.
— Откуда столько пессимизма? Может, тебе стоит организовать слезливую группу эмо и утереть нос Дагу с его роком?
— Точно. Всем утру… ой, это Сет?
Мы пробирались по залу туда, где сидели волонтеры. Народу явилось много, заняты были почти все столики перед эстрадой. Проследив за взглядом Мэдди, я увидела за столиком, где оставались еще свободные стулья, Сета. Он нас тоже заметил и помахал рукой.
— Пришел тебя поддержать, — сказала я.
На самом деле Сет страшился за исход мероприятия, в которое я затаскивала Мэдди силком, и привело его сюда скорей предчувствие катастрофы.
Не зная этого, Мэдди была приятно удивлена. Она улыбнулась, и я чуть не упала в обморок.
— Вот! Так все время и делай.
Улыбка пропала.
— Как?..
Тут нас увидел Хью и аж подпрыгнул.
— Я знал, что ты любишь детишек. Я знал, что ты таки сдашься и придешь…
— Пришла не я, а Мэдди, — сказала я и положила руку ей на плечо.
Лицо Хью вытянулось.
— Э…
В следующую секунду к нам подошла высокая брюнетка в черном атласном платье. Та самая «сволочная лиса», по-видимому. Протянула мне руку.
— Привет, я — Динна. Координатор. А вы, должно быть, подруга Хью.
— Джорджина, — я пожала руку. — Но волонтером у вас будет Мэдди. Она работает в известном женском журнале.
Глаза у Динны загорелись.
— О, знаменитостей мы любим.
Она увела Мэдди. Хью тут же набросился на меня.
— Какого черта? Мне нужна газель, а ты приводишь корову!
— Дурак. Что ты несешь?
Он глянул им вслед и пожал плечами.
— Называю вещи своими именами. Она — корова.
Я тоже взглянула на Мэдди. В новом платье та казалась на самом деле стройной. Просто Хью нравились костлявые модели… да и то при условии, что грудь у них большая.
— Вот из-за таких, как ты, у женщин и возникают проблемы с самооценкой. Страшные. Проблемы, я имею в виду… не женщины.
— Ну, может, не так уж она и плоха, — сказал он. — Оральный секс ей должен удаваться.
Я закатила глаза.
— Польстил, называется. С чего ты взял?
— Толстухам только это и остается. Как еще им удержать мужчину?
Я ущипнула его за руку. От души.
— Черт… больно!
— Ты — ничтожество, — сказала я. — А Мэдди — красавица.
— Ну, в общем-то, она ничего. — Он принялся растирать руку. — Но сегодня вечером «ничего» мне маловато… с этим-то камнем на шее.
Он показал в сторону волонтеров. И я сразу поняла, кого он имеет в виду. Что было нетрудно, поскольку Тауни возвышалась над остальными на целый фут.
— Боже милостивый, — сказала я. — Откуда она тут взялась?
Хью с убитым видом развел руками.
— Ты в баре ляпнула, она услышала.
— Не думала, что она поймет, о чем я говорю, — сказала я виновато.
Хью отмахнулся.
— Теперь уж поздно. Иди, Брут, садись куда-нибудь, кошмар вот-вот начнется. Вечер ты испортила. Не знаю, за что ты так сильно не любишь деток.
Я подошла к Сету. За его столиком уже успели появиться вампиры.
— Вы за свиданием пришли, ребята, или за жертвой? — спросила я.
— Ничего нам не надо, — сказал Питер. — Кроме шоу Тауни.
Я вздохнула.
— Вообще-то здесь благотворительная акция. Почему ее воспринимают как шоу? Вот и Хью заявил, что я все испортила, приведя Мэдди.
Сет удивился.
— Почему? Выглядит она чудесно.
Питер и Коди вытянули шеи, посмотрели на Мэдди и согласились с Сетом.
— С ней все нормально, — сказал Коди. — А вот Тауни… это будет что-то. Как она одевается! Глаза бы не смотрели. Надеюсь, и сегодня не подкачает.
— Может, Тайный Санта подарит ей что-нибудь приличное. — Питер посмотрел на меня. — Ты-то подарок уже купила?
— А?
Точно. Картер. Я про него и забыла. В список моих неотложных дел отнюдь не входила покупка подарка для циничного ангела.
— Ну… есть кое-какие идеи. Я еще думаю.
— А елку? Купила?
— Э… тоже нет.
— Тебе нужна елка? — спросил Сет. — Помочь выбрать?
— Нет, я…
Тут начался аукцион, и я не договорила.
Аукционист по имени Ник был молод, не старше тридцати, и основной его работой наверняка было заключение мелких контрактов с моделями, что вряд ли помогло бы ему выбраться когда-нибудь из Сиэтла. Он безостановочно улыбался, кокетничал с девушками, отпускал в адрес мужчин соленые шуточки — справлялся, в общем, со своим делом неплохо. Умело заводил публику, и торги шли бойко.
— Следующая, — сказал он наконец, заглянув в список, — Тауни Джонсон.
— Джонсон? — переспросил Коди. — Экая скука.
— Имя и фамилию она придумала сама, — сказала я.
Суккубы часто так поступали.
— И видно, после имени фантазии на фамилию уже не хватило.
— Это вы о ком? — спросил Сет.
— Ты ее еще не видел, — ответила я.
Тауни выплыла на сцену на каблуках дюймов в семь длиной, в туфлях, сделанных, по виду, из нержавеющей стали. Они походили на средневековые пыточные устройства, но гармонировали с нарядом — узенькими брючками и жакетом из серебристой парчи.
— Да, не разочаровала, — сказал, разглядывая ее, Коди.
На последней ступеньке она споткнулась, что было неудивительно, и Ник метнулся ее поддержать.
— Осторожней, — сверкнул он белыми зубами. — Падать здесь должны мужчины перед вами.
Пару секунд она осмысливала услышанное, потом пронзительно захихикала. Меня от этих звуков передернуло, но Ника как будто порадовало, что шутку его оценили.
— Расскажите нам немного о себе, Тауни, — сказал он. — Вы, говорят, сейчас безработная. Пришли сюда, возможно, с целью что-то подыскать?
— Нет, Ник, я пришла с целью подыскать кого-то… надеюсь, вы понимаете, о чем я.
— О боже, — сказала я.
— Вообще-то довольно остроумно, — заметил Питер.
— Нисколько.
Но Ник оказался солидарен с Питером. Запрокинул голову и расхохотался.
— Берегитесь, парни… вам грозит опасность. Скажите, Тауни, что вы ищете в мужчине?
Она задумчиво выпятила сверкающие красной помадой губы.
— Сердце, Ник. Сердце и душу. Это самое важное.
Публика отозвалась дружным одобрительным ропотом.
Питер сказал:
— А вот насчет души и впрямь остроумно. Только для нас, конечно, но все-таки.
Тауни подмигнула зрителям.
— Правда, временами их вполне могут заменить выносливость и толстая чековая книжка.
Ник переждал смех в зале.
— Что ж, начинаем. С пятидесяти… о боже.
В этот миг Тауни скинула жакет и осталась в топе под зебру. Правда, на топ это походило мало. Скорей на резиновую полоску, натянутую на бюст, чтобы прикрыть соски.
Предложения посыпались градом. Еще удивительней, что в торги неожиданно вступил сам Ник.
— Люди, я знаю, что обычно так не делается… но не могу удержаться. Триста долларов.
— Триста пятьдесят!
— Четыреста!
И выиграл-таки Ник, предложив ошеломляющую сумму в пятьсот пятьдесят.
— Будь я проклят, — выдавил Питер.
Я не смогла даже подразнить его этим высказыванием, так была потрясена сама. С трудом обретя голос, сказала только:
— Ну… на самом деле это же хорошо, правда? Он, похоже, готов лечь с ней прямо на сцене.
— И все, — добавил Коди, — ради детей.
Постепенно изумление мое сменилось облегчением. Вечер принес неожиданную радость. Тауни нашла жертву. Всего-то и надо было, оказывается, что разрекламировать ее. С парнем она переспит, Нифон уберется… одной заботой станет меньше. Вот и славно, потому что у меня и других хватает. Мэдди, например.
Она была следующей. И вышла на сцену с таким мрачным видом, словно готовилась к бою. Испуганным и пугающим одновременно. Несмотря на это, среди зрителей я заметила несколько заинтересованных лиц.
— Улыбайся, улыбайся, — пробормотала я себе под нос.
— Мэдди Сато, — весело представил ее Ник. — Вы пишете статьи для журналов. Возможно, я что-то читал?
— Вряд ли, — ответила она с тем же выражением лица. — Если вас, конечно, не интересуют феминистские издания.
— Феминистские, — повторил он, явно этим позабавленный. — Вы ненавидите мужчин?
Она взглянула на него холодно.
— Только дураков, которые не понимают значения слова «феминистские».
Он засмеялся.
— И всегда на них нападаете?
— Всегда.
— Правда?
— Даже и сейчас, Ник.
— О нет, — сказал Питер.
Я застонала.
Нику понадобилось целых десять секунд, чтобы понять, что его оскорбили. И в первый раз за вечер он перестал улыбаться. Повернулся к залу.
— Ладно, начнем с пятидесяти.
Ответом было молчание. Заинтересованные лица перестали быть таковыми. Я проглотила очередной стон. Нет, только не это… я же обещала ей свидание. Мэдди не переживет…
Прошла вечность, и наконец в глубине зала послышался голос:
— Пятьдесят.
Облегченно вздохнув, я обернулась. Парень, вступивший в торги, на эти деньги и выглядел. И точь-в-точь походил на педофила, которого я видела однажды в криминальных новостях.
— Пятьдесят, — сказал Ник. — Кто больше?
И вновь молчание. Я повернулась к Сету.
— Сделай что-нибудь!
Он вздрогнул.
— Что?
— Пятьдесят — раз…
Я пихнула Сета локтем. Он вскинул руку.
— Семьдесят пять.
Зал дружно охнул. Видимо, борьбы за воинственную мужененавистницу не ожидал никто, в том числе и сама Мэдди. Она удивленно распахнула глаза.
— Сто, — сказал «педофил».
То ли желая закончить это побыстрее, то ли проникнувшись к Мэдди жалостью, Сет предложил триста. Зал охнул снова. Второй участник, исчерпав, должно быть, свои ресурсы, промолчал.
— Продано джентльмену в тенниске с надписью «Добро пожаловать обратно, Коттер».
— Класс, — сказал Коди, когда Мэдди двинулась прочь со сцены.
Я сжала руку Сета.
— Спасибо.
Он чуть заметно улыбнулся.
— Все ради детей.
Ник заглянул в свой список.
— А сейчас мы увидим… Джорджину Кинкейд. Я дернулась. С другой стороны зала мне ухмыльнулся Хью.
— Он все-таки сделал это, — процедила я сквозь зубы.
Ник озадаченно посмотрел в сторону волонтеров.
— Джорджина Кинкейд?..
— Деваться некуда, — сказал Питер. — Давай, выходи. Иначе решат, что ты детей не любишь.
— Шутка с бородой, — прошипела я.
И неохотно встала, поклявшись про себя отлупить Хью после аукциона. Ник, увидев меня, снова нацепил улыбку.
— А, вот она. Опаздывает, как велит мода.
Слово «мода» напомнило о моем наряде. Красивое платье, как у Мэдди, сейчас не помешало бы. Уж если делать что-то, так делать по всем правилам, пусть даже тебя и втягивают в это против воли. Впрочем, я все равно выглядела неплохо — иного мне не позволило бы эстетическое чувство. Черная юбка, фиолетовый кашемировый свитер, волосы собраны в хвост. Очень медленно — чтобы никто не заметил — я увеличила вырез и сделала свитер более обтягивающим. Добавила томности движениям и распустила волосы. Что помогло Мэдди и бессчетным киношным дурнушкам, должно помочь и мне. Потому что передо мной вдруг встал нешуточный вызов.
Никоим образом я не могла уйти за сумму меньшую, чем Тауни.
— Джорджина. — Ник помог мне подняться на сцену. — Я слышал, вы предпочитаете обращение «Джорджи».
Да, Хью точно заслужил трепку.
— И работаете в книжном магазине.
Будь у меня в тот миг ореол суккуба, мне вообще ничего не пришлось бы делать. Только стоять. Даже не улыбаясь. Но его не было, и следовало немного потрудиться. Я наскоро оценила публику. Мероприятия такого рода посещали в основном «белые воротнички», профессионалы с чистым доходом. Для некоторых это был стильный способ благотворительности, занятия модного и полезного для имиджа. Для других, интеллектуалов и интровертов, — удобный случай познакомиться с женщиной. Таким мужчинам требовались неглупые, образованные женщины… ну и хорошенькие, конечно. И остроумные — остроумие всегда в цене.
Я ослепительно улыбнулась — сперва Нику, потом всему залу.
— Это так. Я организую мероприятия, приносящие деньги, слежу за тем, чтобы все достойно выглядело, и обучаю людей.
— Похоже на весьма насыщенный трудовой день.
— Или, — сказала я, — на замечательное первое свидание.
Зал не взорвался аплодисментами, тем не менее последняя фраза вызвала смех, на что я и рассчитывала.
— Ваши требования довольно высоки, — сказал Ник.
— Так и должно быть, по-моему. Зачем довольствоваться малым? Если мужчина отвечает моим требованиям, я отвечу его. Да и сводится все на самом деле к наличию чувства юмора… к разговору, от которого не клонит в сон.
Столь же неопределенно, подумала я, могла бы выражаться претендентка на звание «мисс Америка». Впрочем, большой разницы между нами не было. Зато по оживлению в зале стало ясно, что я произвела хорошее впечатление.
— Это самое ценное, — сказал Ник. — Начнем с пятидесяти для Джорджины.
Пятьдесят свои я получила. И началось — предложения посыпались со всех сторон. В какой-то миг я посмотрела на Сета. Мы встретились глазами, и я поняла, что он тоже готов вступить в торги. Но покачала головой. В этом зале только он и был мне нужен, но не хотелось портить праздник Мэдди. Пусть чувствует себя единственной. Да и Сету ни к чему выбрасывать столько денег. Ушла я за семьсот долларов.
— Поверить не могу, — шепнула мне Мэдди. — Ты больше всех им выручила. Да и парень попался симпатичный.
Он и впрямь был симпатичный. Под сорок. Костюм от Армани. Безобидный с виду. Желания завязать длительные отношения не вызывал, но для разового свидания вполне годился. И для дозы, возможно, если бы я решилась переспать с ним в этом обличье.
— Ты им тоже немало заработала, — поддразнила я.
Она нашла взглядом Сета, посмотрела на него задумчиво.
— Он меня, наверное, пожалел.
— Что ты… нет, конечно, — сказала я быстро.
Но ее, кажется, не убедила.
— Ну и ладно. Уж лучше я выпью кофе и поболтаю о книгах с ним, чем с каким-то незнакомцем. Знаешь, тот, второй, напомнил мне сексуального маньяка, которого я как-то видела по телевизору…
Когда аукцион закончился, мы с моим покупателем обменялись телефонами. Хью не отлипал от Динны и вообще старался держаться от меня подальше. Я решила, что разберусь с ним позже. И посмотрела с родительской гордостью на Тауни, которая не отходила от Ника. Ночь обещала быть чудесной.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
Кого я вовсе не ожидала услышать, подойдя к телефону на следующий день, так это Данте. Совсем забыла, что оставила ему свой номер. И сперва удивилась, а потом обрадовалась. Неужели он что-то разузнал? В ночь после аукциона энергии я не теряла, но и жертвы у меня не было. Связь между этими двумя событиями подметил Данте. Мелочь, конечно, но от нее все же можно оттолкнуться, и я надеялась, что сейчас он расскажет больше.
— Привет! Что случилось?
Я села на диван, отложив косметичку. Вечером мы с Сетом собирались куда-нибудь выйти, и прихорашивалась я самым обычным способом, не желая тратить энергию на превращение. На аукционном свидании мне предстояло разжиться, скорее всего, только деньгами, а не силой.
Данте немного помолчал. Потом сказал:
— Я тут подумал… что выбрал, пожалуй, неправильный подход.
Неожиданное заявление.
— Правда?
— Да. Не принял тебя всерьез и понимаю теперь, почему ты взбесилась.
Слышать это признание — что он и вправду от меня отмахнулся — было не слишком приятно. Но хоть признался, и на том спасибо…
— Ладно, ничего страшного. Зато теперь мы, возможно, что-то и поймем. Меня это беспокоит.
— Меня тоже. — Он еще помолчал, потом вздохнул. — Слушай, ты была когда-нибудь в «Эль Гаучо»?
Несколько секунд я пыталась сообразить, при чем тут ресторан. Потом растерянно спросила:
— Где?
— Это такой ресторан. На Первой…
— Да знаю я, где это. Какое отношение он имеет к снам?
— К снам? Ты о чем?
— А ты о чем?.. О Господи Иисусе. Ты меня приглашаешь?
— Ну да. Какое отношение к снам может иметь этот долбаный «Эль Гаучо»?
Я застонала.
— Ушам своим не верю. Я думала, ты хочешь что-то важное сказать…
— Я пытаюсь вести себя как приличный человек! Сны твои — глухой номер, а вот наши отношения… Ты была права, когда сказала, что я ничтожество и обращаюсь с тобой как с дешевкой. Так дай мне шанс! Я постараюсь уложить тебя в постель по всем правилам.
Это поразило меня еще больше, чем предложение сходить с ним в пивную.
— Не буду я с тобой спать, понятно? От тебя мне нужна только помощь. И сколько можно повторять, что у меня есть друг?
— Сколько хочешь. Не верю, что это что-то серьезное. Тем более после аукциона, где ты продалась за семьсот долларов.
— Откуда ты знаешь?
— Из газет.
— Это свидание не считается.
— Давай и со мной свидание считаться не будет.
— Нет! В последний раз говорю — у меня есть друг. И сегодня вечером я встречаюсь с ним.
— В «Эль Гаучо»?
Я отключилась.
Несколько позже, укладывая щипцами волосы, я услышала стук в дверь. И уловила излучения бессмертных. Никакого мускуса, к счастью. Знакомые и желанные. Правда, этим вечером желанные не слишком.
— Что вы тут делаете, ребята? — спросила я, открывая дверь и впуская Питера, Коди и Хью.
Мое бессменное сопровождение. Гномы при Белоснежке.
— Почему вас вечно приносит, когда я собираюсь выйти?
Приглашения они, как всегда, дожидаться не стали и расселись в гостиной. Коди передал мне уведомление о посылке, которое нашел в двери, и я мысленно велела себе не забыть зайти в домовую контору, когда та будет открыта.
— Мы идем в богомерзкое местечко, где смешивают «Маргариту», — сообщил он. — Решили спросить, не хочешь ли ты присоединиться.
— А ты неблагодарная и злая, — сказал Питер, окидывая взглядом гостиную. — Не вижу елки.
Хью уставился на мой красный шелковый халатик.
— Ты думаешь в этом выйти?
— Нет, конечно. Просто я еще не собралась.
У всех троих изменилось вдруг выражение лица.
— По делу или с Сетом встречаешься? — спросил Хью.
— С Сетом.
— Гадство, — ругнулся Питер.
Вытащил из кармана какую-то купюру и вручил Хью.
— Вы что, ребята, спорите на мою личную жизнь?
— Да, — сказал Хью. — С самого начала. А уж какие у нас ставки на то, когда вы с Сетом соберетесь наконец переспать…
— Спорьте, спорьте. — Я скрестила руки на груди и прислонилась к стене возле телевизора. — Этого никогда не будет. Хотя Нифон и прилагает все усилия… Он тоже участвует в пари?
— Нет еще. А что за усилия? — спросил Коди.
Я рассказала о предложении Нифона купить душу Сета. К моему удивлению, это не потрясло их и не разгневало.
— Вообще-то, — медленно начал Хью, — я тоже об этом подумывал…
Я задохнулась от возмущения.
— Подумывал? Купить его душу?
— Ну да. Работа у меня такая… да и тебе это помогло бы.
— О господи.
— Если все-таки решишься, — быстро сказал Хью, — обращайся только ко мне. Я побью любые предложения Нифона.
— Заключив сделку, ты выбываешь из пари, — предупредил его Питер.
— Что? — возопил Хью. — Так нечестно!
— Еще как честно. У тебя будет преимущество…
— Боже. Уймитесь. Поверить не могу, что вы всерьез говорите о покупке души моего…
Тут мы почуяли еще одно излучение. Теплое, медовое. Благоухающее засахаренными яблоками.
— Тауни, — сказали мы хором.
Я открыла дверь, и Тауни, рыдая, бросилась мне на шею. Чуть не опрокинула на пол.
— Джорджина, — простонала она, — у меня ничего не получится, никогда. Никогда…
По щекам ее черными ручьями текла тушь. Я попыталась высвободиться из богатырских объятий.
— Тихо, тихо, — пробормотала я. — Все получится, обязательно.
Отпустив меня, она шмыгнула носом и вытерла глаза, размазав тушь еще сильней.
— Нет. Я так старалась, так старалась… но ничего не выходит.
Я оглянулась на друзей. Они таращились на меня, словно ожидая, что я немедленно объясню, отчего суккубу не удается переспать с мужчиной. Чему вряд ли могло найтись какое-то объяснение.
— Ладно, — сказала я наконец. — Успокойся, и попробуем разобраться. Только приведи себя в порядок сначала. Смотреть страшно.
— Не могу, — прорыдала она.
— Ты рассуждаешь как человек, — попрекнула я. — Преврати этот кошмар на лице в нормальный макияж.
— Не могу, — сказала она тверже. — Понимаешь? Не могу.
Я удивленно посмотрела на нее, и тут до меня дошло. Едва заметное свечение вокруг ее тела то ослабевало, то усиливалось. Она с трудом удерживалась в своем теперешнем обличье, так мало было у нее энергии. На превращения уже не хватало.
— Ого, — сказала я.
В таком скверном состоянии я видела суккуба впервые. Сама однажды осталась без энергии, но этому предшествовал бой с превращениями.
Из глаз Тауни снова хлынули слезы.
— Что теперь будет? Энергия кончится и… — Она захлебнулась рыданиями.
Я вздохнула. В жизни каждой девушки случаются моменты, когда нужно выбрать меньшее из зол. У суккубов они бывают довольно часто. В данную секунду выбор у меня был невелик. Или оставить все как есть, рискуя тем, что Нифон никогда не уедет из города. Или поцеловать Тауни.
Меньшее из зол.
Привстав на цыпочки, я прильнула губами к ее рту, заглушая рыдания. Ощутила вкус жевательной резинки… а может, губной помады. Поцелуй был не слишком долог — так, едва успели соприкоснуться языками, — но этого хватило. В нее хлынула волна моей энергии. Потом, прервав поцелуй, я отступила и окинула ее взглядом. Обличье Тауни стабилизировалось. А я стала еще слабее. Но все же до того плачевного состояния, в котором явилась она, мне было далеко.
Голубые глаза Тауни буквально на лоб полезли.
— Что… что это было?
— Поцелуй, — сухо сказала я. — Чему тебе тоже, видимо, предстоит научиться.
С ее лица все не сходило ошеломленное выражение, и я покачала головой.
— Мы — сосуды для жизненной энергии, Тауни. Обычно принимаем ее, но иногда и отдаем. Суккубы и инкубы могут делиться силой друг с другом. Той, что я дала тебе сейчас, на какое-то время хватит.
— Не знаю, — сказал вдруг Коди. — Может, дашь ей еще немножко, для верности?
Тауни потрогала губы, как будто чувствуя до сих пор мой поцелуй.
— Вот это да.
Потеки туши с ее лица исчезли. Оно вновь обрело сверхъестественное совершенство.
Я присела рядом с Питером на подлокотник кресла.
— Вот и славно. Теперь давай разбираться. Что случилось с Ником? Вы же вчера чуть ли не в обнимку ходили.
— Ну… — Она уставилась себе под ноги. — Потом разошлись.
— Как разошлись? Да у него от тебя слюнки текли!
— Ему нужно было задержаться, что-то там закончить. И я ушла. Сегодня позвонила, а он сказал, что не хочет свидания. Дал, мол, деньги просто на благотворительность, и ничего такого ему не надо.
— Так и сказал? — недоверчиво спросила я. — А что ты ему до этого говорила?
— Когда — до этого?
— Когда позвонила. Сразу предложила встретиться?
— Нет… сперва мы поболтали. Немножко, правда. К концу он, похоже, заскучал.
Да уж. На занимательного собеседника Тауни никак не тянула. Что она могла ему наговорить, чтобы отпугнуть, оставалось только гадать.
— Понятно, — сказала я с горечью.
Ник казался беспроигрышным вариантом.
— Видно, разговаривать тебе с ними вовсе не стоит. А что насчет работы в стриптиз-клубе? Узнавала?
Вид у нее сделался такой, будто она снова собралась плакать.
— Узнавала! Сказали, не гожусь.
Тут уже и парни не выдержали.
— Не годишься в стриптизерши? Как это? — изумился Коди.
— Если ты перед друзьями не можешь раздеться, — сказал Питер, — то перед кем?..
Я пихнула его локтем.
— Не могу… — залепетала она.
— Тауни! — гаркнула я, не хуже, чем сержант на новобранца.
Она подпрыгнула.
— Я не собираюсь возиться с тобой до конца времен. Хочешь, чтобы все получилось, — работай! Раздевайся.
— Ах, — сказал Хью. — Десять лет мечтал услышать, как ты говоришь это другой женщине.
Я нашла пульт от музыкального центра, включила. Зазвучала песня «Tainted Love».
— Я не могу исполнять стриптиз под музыку восьмидесятых!
— Тауни!
Испуганно косясь на меня, она прошла в центр гостиной. Для начала просто постояла там. После чего попыталась потоптаться под музыку. Именно попыталась — в такт она не попадала настолько, что это вызывало изумление. Мне такое не удалось бы, даже если бы я очень постаралась. Потом ногами шевелить она вовсе перестала и принялась легонько покачивать руками и торсом. Более нелепого зрелища я в жизни не видела.
Наконец, решив, что «потанцевала» достаточно, она приступила к раздеванию. Выполнить несколько задач сразу было ей, похоже, не под силу, поэтому двигаться под музыку она больше не пыталась. Замерла неподвижно и начала расстегивать блузку. На третьей пуговице у Тауни заплелись пальцы, и билась она с ней полминуты.
— Стоп, довольно, — сказала я, выключая музыку. — Твоя задача, конечно, — отбирать у людей годы жизни, но не таким же образом.
— Что, плохо? — спросила она.
— Нет, — сказала я. — Ужасно.
Она обиженно выпятила губу.
— Да ладно, — встрял Коди, самый добросердечный из нашей компании. — Я бы сказал, средне.
— Эй, я ей учительница, а не подружка.
— Сурова школа Джорджины, — мрачно изрек Питер.
— Я не умею, — сказала Тауни, глядя на меня с укором. — Покажи, как надо, раз уж ты учительница.
На меня уставились в ожидании четыре пары глаз. Я начала было протестовать, но вспомнила, что чем скорее Тауни всему научится, тем скорее уберется Нифон. Поэтому встала и заняла ее место в центре комнаты.
— Что ж, запомни для начала две вещи. Во-первых, слушай музыку. В ней есть ритм. Поймай его. Двигай ногами и телом — всем телом — под него.
Судя по озадаченному взгляду Тауни, слова мои были для нее китайской грамотой.
— Во-вторых, когда начинаешь раздеваться, помни, что ты не спать собираешься. Ты раздеваешься для кого-то. Делай это эффектно. Артистично.
Я взяла пульт и переключила диск на другую дорожку. Зазвучала песня «Iron Man».
— Ой, — сказала Тауни, — «тяжелый металл»?
— Под Оззи стриптиз даже тебе не исполнить, — усмехнулся Хью.
Я бросила на него косой взгляд.
— Исполню под что угодно, детка.
И начала танцевать.
Что-что, а это не требовало от меня никаких усилий. Танцевать я умела и любила, еще когда была смертной. Музыки не осталось. Не осталось и меня. Мы стали одним целым. Тело мое само откликалось на мелодию и ритм, и каждое движение было чувственным и грациозным. Отдавшись танцу, я уже почти не замечала зрителей.
Сняла с себя я только халат. Осталась в брючках и лифчике, которые были под ним. Друзья хоть и близкие люди, но все же не настолько… Впрочем, и это я сделала лишь под конец. Сперва руки мои долго скользили по шелковой ткани, облегавшей тело. Потом я томительно медленно развязывала пояс. И, когда халат упал на пол, так же медленно сняла туфли.
В такт музыке сказала:
— Когда освоишь это, Тауни, перейдем к танцам на коленях.
После чего приблизилась к Хью, сидевшему в кресле на двоих, и почти оседлала его, едва касаясь в то же время. Искусство стриптиза… Продолжая извиваться под музыку, откинула голову и провела рукой по волосам.
— Эй, щедрая душа, — сказала я.
Черт оценил мои старания, хотя они его скорее развлекли, чем завели. Полез в карман и вытащил доллар.
— Хью, — протянула я. — Не оскорбляй меня. Тогда он выудил со вздохом пятидолларовую купюру и подсунул ее под бретельку лифчика.
— Привет! — неожиданно сказал Коди.
Повернув голову, я увидела на пороге Сета.
И вспомнила, что, впустив Тауни, забыла запереть дверь.
Вид у Сета был притворно ошеломленный.
— Привет, — сказал он, глядя на меня. — Ага… за обед сегодня платишь ты?
Я слезла с колен Хью, вытянула из-под бретельки пять долларов.
— Только если мы идем в забегаловку.
Коди вручил мне еще двадцать.
— Идите в ресторан.
Друзья мои поднялись и двинулись к двери. Напоследок пришлось пообещать расстроенной Тауни, что я подумаю, как ей помочь. Потом, оставив попытки собраться обычным образом, я превратила свой наряд в джинсы и кашемировый свитер. Довершили его серое шерстяное пальто длиной в три четверти и ботинки.
Сет покачал головой, изображая уныние. Я усмехнулась. По сравнению со всем остальным, чем я занималась — он знал, чем именно, — этот импровизированный стриптиз был детской забавой.
— И ты еще думал, что я не заработаю себе на пропитание?
— Без комментариев, — сказал он, беря меня за руку.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
— Ничего не понимаю, — насмешливо заявил Сет. — Я застаю тебя раздетой в обществе посторонних мужчин. И меня же наказывают.
Я за руку вела его по катку. Сама каталась на коньках, как и танцевала, без всяких усилий. Сет же на них и стоять не мог, и, не поддерживай я его, давно упал бы.
— Тебе это полезно, Мортенсен. Ты целыми днями сидишь за письменным столом. Не за письменным, так за каким-нибудь другим. А сейчас все твои мышцы работают. Старческую кровь разгоняют.
Улыбка Сета превратилась в гримасу, рука стиснула мою мертвой хваткой.
— Я мог бы разогнать ее сотней других способов.
— Но этот самый забавный, — сказала я.
Сет умница и талант, только вот с координацией дела у него обстояли неважно. В самом начале нашего знакомства я пыталась научить его танцевать. Это был кошмар. Основные па после долгих мучений он заучил, но никакого удовольствия, как я подозревала, сам процесс доставлять ему так и не начал. Тогда я попытки прекратила и выводила его на танцы лишь однажды. С тех пор он стал слишком уж собой доволен, и мне казалось, что новый опыт ему не помешает.
— Мужчины созданы не для того, чтобы носить на ногах лезвия, — заявил он, пока мы ковыляли в центр катка.
Каток располагался под открытым небом, в маленьком парке. Было холодно, и дыхание вздымалось в воздух белыми облачками.
— Женщины созданы не для того, чтобы ходить на шпильках, — ответила я. — Ты хоть раз слышал от меня жалобы?
— Это совсем другое. Твои ножки на них — просто загляденье. А мои на коньках? Выгляжу как дурак.
— Так учись давай. Пора убрать подпорки, — сказала я и выпустила его руку.
— Эй! Куда?..
Сет попытался схватиться за меня снова, но я уклонилась со смехом и покатила прочь. Он застыл на месте, а я принялась выписывать на льду изящные круги и восьмерки. Потом завершила их грациозным пируэтом и подъехала к нему. Он так и стоял, боясь шелохнуться, но на меня, кажется, не злился.
— Видела бы ты себя, — сказал он, коснувшись моего лица. — Щеки розовые. В волосах снежинки. Настоящая Снежная Королева.
— Боже, только не это. Жутковатая история. У Ганса Христиана Андерсена были проблемы.
— Они у всех писателей есть, — заверил меня Сет.
Я засмеялась, взяла его за руку, и мы медленно поковыляли дальше. Ноги просили скорости, но в остальном я чувствовала себя совершенно счастливой оттого, что Сет со мной.
— Кстати, о писателях с проблемами, — сказала я. — Мне, значит, нельзя раздеваться перед посторонними мужчинами, а тебе можно встречаться с посторонней женщиной?
Судя по его лицу, Сет дал бы мне пинка, если бы не боялся упасть.
— Сама виновата. Заставила меня, вот и не ревнуй теперь.
— Я и не ревную… просто опасаюсь, как бы Мэдди тобой не увлеклась.
— Ну, это вряд ли. Разве что как писателем. — Он насмешливо глянул на меня. — А вот тобой она точно увлеклась.
— Ой, хватит уже этих лесбийских фантазий.
— Да я о другом. Ты для нее — кумир, только и всего. А теперь еще занялась ее внешностью, и она, кажется, начинает понимать, что способна на большее. Ты — образец для подражания.
Мне это и в голову не приходило.
— Правда?
— Да. — Сет усмехнулся. — Еще немного пошлифуешь ее, и мы получим вторую Джорджину. Мэдди, суккуб-новичок, мои племянницы… тебе пора открывать пансион для благородных девиц. Ты хорошо влияешь на людей. И почему у тебя занятие такое…
— Низменное? — подсказала я.
— Вроде того. Хотя, думается мне, могло быть и хуже.
Я покосилась на него.
— Хуже?
— Да. Вдруг ты торговала бы, например, продукцией «Амвей». Или скачивала мошенническим путем деньги с моего счета.
— Это решительно невозможно, — сказала я сурово.
Он отважно перевел взгляд со своих непослушных ног на меня. На губах появилась нежная улыбка, глаза засветились любовью, и коленки у меня подогнулись. Может, этого он и хотел — чтобы я тоже начала спотыкаться. Почти добился…
— Для тебя? — Он остановился. — А может, и стоило бы.
— Вычистить твой счет?
— Да.
— Принять участие в пирамиде?
— Говорят, их больше не организуют.
— А если врут?
— Фетида, — вздохнул он, — я скажу сейчас то, чего никогда еще не говорил.
— И что же это?
— Помолчи.
Тут он наклонился и горячим поцелуем согрел мои холодные губы. Какие-то дети поблизости захихикали, но мне было все равно. Поцелуй прожег меня, казалось, до пят. Длился он недолго, как обычно, но, когда Сет отстранился, я вся пылала. Каждый нерв во мне сладостно трепетал, и холод стал нипочем. Сет поднес к губам мою руку. Не снимая перчатки, поцеловал в то место, где было подаренное им кольцо.
— И почему ты такой хороший? — тихо спросила я.
Сердце у меня колотилось; звезды, проглядывавшие сквозь облака, светили, казалось, лишь мне одной во всем мире.
— Какой же я хороший? Я только что велел тебе помолчать. Один шаг до требования делать бутерброды на завтрак и стирать носки.
— Ты знаешь, о чем я.
Сет поцеловал меня снова — в лоб на этот раз.
— Я хороший, потому что с тобой легко быть хорошим.
И мы опять взялись за руки и покатили дальше. Я хотела было положить голову ему на плечо, но вовремя сообразила, чем это может кончиться при его устойчивости.
— Что ты хочешь на Рождество? — спросила я.
— Не знаю. Мне ничего не нужно.
— О нет, — сказала я шутливо, — ты же не из таких. Не говори только, что терпеть не можешь…
И тут он поскользнулся. Одна нога поехала куда-то вбок. Я устояла, а он упал — на подвернувшуюся вторую ногу.
— О господи. — Я опустилась рядом на колени. — Ты цел?
— Как будто да, — ответил он.
Но стиснул зубы, и я поняла, что ушибся он сильнее, чем хочет показать. Помогла ему подняться. Ноги у него снова начали разъезжаться, но в конце концов он все же сумел встать ровно.
— Хватит, — сказала я, направляя его к воротам. — Уходим.
— Мы же только пришли.
— О, ты стал вдруг фанатом, Скотт Гамильтон?
— Сама такая. Подумаешь, упал… ничего страшного.
Может, ничего страшного и вправду не было, но при мысли о том, что он мог сломать ногу, в груди у меня похолодело.
— Все равно пошли. Я проголодалась.
В мой внезапный голод он не поверил, но спорить не стал. Когда мы сменили коньки на обычную обувь и я увидела, что он не хромает, на душе полегчало. Не хватало еще, чтобы он и впрямь серьезно ушибся — по моей вине…
— Я не стеклянный, — сказал он в машине. — Нечего со мной так носиться.
— Инстинкт, — сказала я небрежно.
На самом деле я вспомнила о грустном разговоре, который вели они тогда с Эриком. Оба были смертными. Оба могли покалечиться. И умереть.
На протяжении веков я теряла тех, кого любила. Всякий раз, сближаясь с кем-то, усердно делала вид, что с ними этого случиться не может. И, когда все-таки случалось, я снова и снова сталкивалась с жестокой реальностью, от которой так старалась убежать.
Весь вечер и почти всю ночь я не могла перестать об этом думать. Глупо, конечно, было придавать столько значения какому-то падению, но слишком много несчастий в моей жизни начиналось с таких же мелочей. Об одном из них я и вспоминала, уже лежа с Сетом в постели.
Тогда, несколько веков назад, я жила в маленьком городке на юге Англии. Меня звали Сесили, у меня были огненно-рыжие волосы и огромные, сапфирового цвета глаза.
У современных людей довольно забавные представления о тех временах. Они думают, что все тогда были благочестивы и богобоязненны и подчинялись закону Божьему. Да, были благочестивы, конечно, и подчинялись, но и плотским желаниям оставалось место — даже у священников. Нет, не так. Особенно у священников. Церковные служители высокого ранга жили очень хорошо, в то время как простолюдины отчаянно боролись за существование. По иронии судьбы, их отчаяние и способствовало благосостоянию церкви, ибо деньги ей давали бедняки, надеясь, что в ином мире их будет ждать лучшая участь. Власть и богатство развращают, как известно, и епископ города, в котором я жила, был из самых развращенных.
А я была его любовницей.
Считалась в доме епископа служанкой, но обслуживала его в основном в постели. Он с ума по мне сходил, дарил красивую одежду, всякие безделушки, и о наших отношениях знали все. Хотя и понимали, что это грех, но смирялись. Ведь любовниц содержали и другие епископы — и даже папы, — и никто, как я уже сказала, не был так благочестив, как нравится думать современным романтикам.
Однако жизнь во грехе с престарелым епископом меня не удовлетворяла. Я была уже в полной силе в те дни, сбить его с пути истинного никакого труда мне не составило. Не сделай этого я, нашлась бы другая женщина. Поэтому я спала с ним, получая регулярные дозы, да еще и на стороне развлекалась.
Упомянутое развлечение в один прекрасный день приняло облик двух монахов, которые, обнаружив, что я переспала с обоими, кинулись друг на друга с ножами. Не знаю, чего они этим думали добиться. Вряд ли я увидела бы их еще когда-нибудь, поскольку монастырь находился довольно далеко от города. К тому же оба как любовники были настолько заурядны, что второй раз иметь с ними дело не хотелось.
Тем не менее бились они свирепо и пролили много крови, пока их не разнял местный священник.
Я, спрятавшись в толпе, наблюдала за дракой с самым невинным видом. Что дерутся из-за меня, не знал никто, кроме этого священника.
Его звали Эндрю, и мне он очень нравился. У епископов помимо служения мессы и отправления прочих церковных таинств имелись еще и административные обязанности. Поэтому за нашего большую часть треб ежедневно совершал Эндрю. К нам в дом он приходил часто и в свободные минуты охотно беседовал со мной — как друг и как пастырь.
— Вы меня ненавидите? — спросила я его после драки.
Мы сидели в саду возле дома, в стороне от тропинки, по которой ходили слуги, и разговора нашего никто не слышал. Епископу Эндрю о моей причастности к драке ничего не сказал, посетовал только, какой это стыд, что братья дошли до подобной крайности.
Он закрыл глаза, запрокинул голову, подставив лицо солнцу. На груди его сверкал тяжелый золотой крест — подарок моего епископа, который Эндрю подумывал продать.
— Ну разумеется нет.
Любуясь его молодым, красивым лицом, я подумала, что истинный стыд — это его обет целомудрия. Шелковистые темные волосы Эндрю ерошил ветер, и так сладко было представлять, что это я провожу по ним рукой.
— Но осуждаете.
— Я осуждаю грех, а не тебя. — Он открыл глаза, выпрямился. — За тебя я молюсь.
Я смущенно заерзала. Мысль о том, что за меня молятся, мне не нравилась.
— Что вы имеете в виду?
Он улыбнулся, и у меня зашлось сердце от его красоты. Я так хотела его завоевать, но он успешно сопротивлялся. И потому, конечно, притягивал еще сильнее. Мне казалось порой, что сила его души, ощути я когда-нибудь ее, напитала бы меня на всю оставшуюся жизнь.
— Я молюсь за твое здоровье — телесное и духовное. Молюсь, чтобы ты не грешила больше. Чтобы нашла подходящего мужчину, вышла замуж и родила детей. — Он немного помедлил. — Но больше всего мне хотелось бы, чтобы ты принесла обет.
Я удивленно подняла бровь.
— Почему?
— А почему бы и нет? Ты умеешь читать и писать. Образованней половины монастырской братии. И могла бы стать ценным приобретением для аббатства.
Неотрывно глядя ему в глаза, я слегка наклонила голову. На лицо мне упала прядь волос и запылала в солнечном свете.
— Это единственная причина? Или вам было бы приятно знать, что я никогда не буду с другим мужчиной?
Эндрю отвел взгляд. И долго молчал, прежде чем ответить.
— Мне было бы приятно знать, что ты — моя сестра во Христе, — сказал он. — Все мы боремся с искушением. И я бы радовался за тебя, удались ты от него.
Потом он встал, слегка потянулся.
— Мне пора. Уже поздно.
Я осталась сидеть. И, когда он двинулся прочь, спросила вслед:
— А вы… вы тоже боретесь с искушением?
Он остановился, посмотрел на меня через плечо. С едва заметной грустной улыбкой на губах ответил:
— Конечно. Ты — мое великое искушение, и знаешь это прекрасно. Я бы радовался еще и за себя, если б освободился.
— Вы уверены? — тихо спросила я.
Он покачал головой и, все так же улыбаясь, вышел из сада.
То был наш последний по-настоящему счастливый день…
Сон начал меня одолевать, и я вернулась к реальности. Не хотелось расставаться с воспоминаниями об Эндрю и временах, когда жизнь еще казалась светлой и прекрасной. Изменить конец той истории я была не в состоянии. Но, посмотрев сейчас на спящего Сета, поклялась, что она, во всяком случае, не повторится.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
Когда на следующий день я вернулась домой, в двери торчала еще одна записка — уведомление о посылке. Прихватив ее, я вошла в квартиру и удивилась, обнаружив Винсента. Думала, бегает где-нибудь по ангельским делам.
— Как успехи? — спросила я, заглядывая в буфет в поисках еды.
У Сета я не позавтракала.
— Если, конечно, мне можно узнать об этом и не умереть.
Винсент сидел за столом и просматривал газеты.
— Ну… подробностей не могу поведать, но скажу, что дело… э-э-э… движется не так быстро, как хотелось бы. В холодильнике есть остатки лазаньи.
Я открыла дверцу. И правда…
— Ого. Наколдовал кто-то из ангелов?
— Да, если считать колдовством стряпню Ясмин.
Я приподняла крышку. Выглядела лазанья чудесно. Может быть, даже и колдовски. Положив кусочек в микроволновку, я включила таймер. Села напротив Винсента, посмотрела на ворох газет и вспомнила, что уже видела их разбросанными на днях.
— Какие новости?
Он поморщился.
— Кошмарные в основном.
Глядя на заголовки, не согласиться было трудно. Убийства. Взяточничество. Воровство.
— А про недавнее убийство полицейского слышал? — спросила я. — Вот уж действительно кошмар.
Винсент оторвался от статьи о насилии в семье.
— Нет, а что там было?
— Коп стоял перед магазином. Услышал, по его словам, что внутри стреляют в напарника, забежал, выхватил пистолет и открыл огонь. Кончилось тем, что убил напарника сам.
Винсент нахмурился. Пробормотал:
— Хм. Нет, этого я не слышал. — И задумался, судя по выражению глаз, о чем-то таком, чего мне знать не полагалось.
Я прищурилась.
— Для тебя это что-то значит? Касается твоей божественной миссии?
Он улыбнулся.
— Перестань. Ты же знаешь, сказать я не могу. Звякнула микроволновка, я вынула лазанью.
Впившись в нее зубами, вспомнила его слова о стряпне Ясмин. И меня одолело любопытство. Как случалось частенько.
— Винс… — начала я, глядя не на него, а на лазанью. — Это, конечно, не мое дело…
Он засмеялся.
— Меня всегда забавляли подобные вступления. За которыми в любом случае следует вопрос.
Я вспыхнула и заткнулась.
— Нет-нет, — сказал он весело. — Давай свой вопрос. Что тебя интересует?
— Да ничего особенного на самом деле… мне, в общем-то, все равно… только я заметила, что вы с Ясмин вроде бы… не просто друзья.
Он сразу посерьезнел. Я смущенно покосилась на него.
— Извини, — сказала торопливо. — Забудь.
— Нет… — Он отложил газету и уставился на нее невидящим взглядом. — Так и есть. Мы с ней давно знакомы, и… понимаешь, она не может не нравиться.
— Понимаю.
Он немного помолчал. И, когда заговорил снова, в голосе его слышалась нежность.
— Впервые я встретил ее на ярмарке в Акроне… лет пятнадцать назад. Не знаю, что она там делала — про ангелов никогда этого не знаешь, — но в тот миг, когда я ее увидел, она отходила от кондитерского киоска, держа в руках сладкую вату — целую башню. Выше ее самой, честное слово. Это было особенно забавно, потому что я сразу понял, что она ангел.
У меня его рассказ вызвал улыбку. А заодно объяснил, почему Винсент — здесь, с ангельской командой. «Я сразу понял, что она ангел». У него был дар, как у Эрика и Данте, воспринимать мир бессмертных.
— И ты подошел и заговорил с ней?
— Не собирался сперва. Но ватная башня начала заваливаться, и я поспешил на помощь. Кончилось тем, что съел половину сам.
— Прелесть какая, — сказала я, ничуть не иронизируя.
То, что в последние несколько месяцев я трахалась с одним парнем прямо у него в кабинете, с другим использовала хлыст, а третьего ублажала орально в некоем злачном местечке, не значило ровным счетом ничего. Романтические истории нравились мне по-прежнему.
— Потом, узнав о моих способностях, она просила меня иногда о помощи. Исключительно в делах… и никто не думал, что это может перерасти в нечто большее. Но вышло так, что мы не смогли удержаться. И теперь не расстаемся.
Я проглотила еще кусочек лазаньи. Вкус был божественный. Без преувеличения.
— А другие ангелы знают?
— Догадываются, думаю. Джоэль меня, во всяком случае, на дух не выносит.
— Но вы же… вы не можете…
— Не можем, но это и неважно. Физическая сторона — вещь необязательная. На самом деле это парадокс. Ангелы — носители любви. Они созданы для того, чтобы любить всех. И не могут любить одного человека больше, чем других.
— Глупо, — убежденно сказала я.
— Для тебя — да, наверное. И для меня тоже. Но для нее… существование Ясмин посвящено служению силе куда более значимой, чем все мы, вместе взятые. И любовь к кому-то — или к чему-то — еще ее отвлекает. Никто не может служить двум господам… обязательно предаст одного в конечном счете.
Я опустила взгляд, задумавшись над его словами.
— И тем не менее вы вместе.
Он пожал плечами.
— Насколько это возможно. Наверное, мне следовало бы расстаться с ней и жить своей жизнью. Но, по правде говоря, мне больше никто не нужен. Я принимаю ее такой, какая она есть. И люблю ее такой. Пусть наша любовь и не полна, но это лучше, чем ничего.
Меня пробил озноб. Он сказал то же, что говорил Сет, когда я убеждала его в свое время оставить меня и найти другую женщину. Теперь-то я приняла его выбор и представить себе не могла жизни без него. И все же… я не вполне верила порой, что наши отношения его и впрямь устраивают. Слышать, что на подобный выбор пошел и другой человек, было отрадно.
Винсент, словно читая мои мысли, спросил мягко:
— Я не задеваю за живое? Картер упоминал о твоем друге…
— Да. Нет. Не знаю. Сет… мой друг… говорит то же самое. Раз нельзя иначе… что ж, тогда он принимает то, что есть.
— Именно. И стало быть, жизнь продолжается. — Винсент принялся складывать газеты. — Но, скажу я тебе, обе стороны — и ее, и твоя — такие косные, что это даже не смешно. Что за жесткие правила? Почему ты всегда должна отбирать жизнь у мужчины, с которым спишь? Почему у тебя нет выбора? И почему Ясмин нельзя заниматься любовью? Почему ей нельзя влюбиться?
Хороший вопрос. Возможно, Винсент и не ждал ответа, но я должна была его дать в любом случае.
— Потому что так заведено. Мир так устроен. Он всегда был устроен так.
— Долбаный мир, — сказал он.
Я подумала и кивнула.
— Согласна.
Он улыбнулся, снял с вешалки пальто, накинув.
— Для суккуба ты молодец.
И отправился по своим совместным с ангелами делам, какими бы они ни были.
Я ему почти завидовала. Потому что меня поджидало дело, которое в мои планы вовсе не входило. Еще одно неизбежное зло.
Нужно было устроить Тауни на работу.
Я обещала ей помощь после провального урока танцев. Ангельские любовные связи меня, в общем-то, не касались, с загадочной потерей энергии я пока ничего не могла поделать. Но попытаться ускорить отъезд Нифона — могла.
И я поехала в Ситак, город-призрак, обязанный своим существованием международному аэропорту Сиэтл-Такома, состоящий в основном из долгосрочных парковок вокруг аэропорта и дешевых отелей. Еще в нем имеется парочка стриптиз-клубов, поскольку надо же бизнесменам чем-то заниматься, пока они дожидаются рейса…
Вечер еще не наступил, поэтому в клубе под названием «Удар ниже пояса», когда я туда вошла, народу почти не было. В темном обшарпанном зале, которому не помешал бы основательный — или хоть какой-то — ремонт, сидели всего несколько мужчин. На меня они посмотрели с интересом. Видно, я представляла зрелище более привлекательное, чем тощенькая брюнетка, извивавшаяся у шеста под звуки песни «Young Lust» группы «Pink Floyd».
Только я собралась заговорить с барменом, как послышался голос:
— Чтоб я сдох… глазам своим не верю.
И, обернувшись, я увидела Саймона Честерфильда, гордого обладателя этого притона, похожего на ласку длинным, узким лицом и долговязым телом. Почему-то он всегда одевался в дорогие вещи слишком маленького для него размера. И носил реденькие черные усики. А еще — активно общался с местными представителями ада, и ходили слухи, будто он подумывает продать душу за бессмертие и стать, в свою очередь, адским коммивояжером.
— Ты решилась наконец танцевать у меня, куколка?
— Мечтай, мечтай.
Саймон, человек с сомнительной репутацией, содержавший столь же сомнительное заведение, знал толк в танцах. Однажды я видела, как он работал со своими девочками, и меня потрясли его эстетическое чутье и чувство ритма. Девочкам, увы, было до него далеко. Расточал талант понапрасну. И я долго гадала, почему он не открыл клуб в самом городе, где мог бы подобрать достойных танцовщиц. Пока не поняла, что клуб служил прикрытием для других, еще более сомнительных делишек.
Тем не менее мое искусство он ценил. И не первый год уговаривал поработать у него.
— Есть разговор, — сказала я. — О деле.
— А я о чем? — Он показал на дверь возле бара. — Пошли в кабинет, коли так.
«Кабинет» его походил размерами на каморку для метел, но табурет для меня нашелся. Я поставила ноги на перекладину, отчего колени поднялись к груди. Юбка — льняная, серая — соскользнула, открывая бедра. Саймон окинул меня заинтересованным взглядом. Однако интерес был скорее профессиональный, чем личный.
— Черт тебя дери, женщина. Танцуй ты здесь, вот бы я приподнялся. — Покачав головой, он рухнул в вертящееся кресло, обтянутое искусственной кожей. — Суккуб у меня в штате. Эх…
Я склонила голову к плечу.
— Забавно, что ты это сказал. Я, в общем-то, потому и пришла.
Мой невинный тон его как будто насторожил. Взгляд Саймона сделался подозрительным.
— Ты вроде сказала, что не хочешь у меня работать.
— И не хочу. Но нам прислали суккуба-новичка. И она ищет работу. Не слыхал?
— Нет. — Он нахмурился. — Она хочет танцевать здесь?
— Ну, — сказала я небрежно. — Ждет не дождется, когда разденется наконец.
Почти не солгала.
Саймон откинулся на спинку кресла, водрузил ноги на письменный стол. Расслабился с виду, но остался на самом деле настороженным.
— И в чем подвох?
— Какой подвох? Нет, чтобы обрадоваться. Счастье привалило.
— Суккуб в моей помойке. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. И значит, правдой быть не может. — Он немного подумал. — И почему здесь ты, а не она?
— Я альтруистка.
— Джорджина… — сказал он сурово.
— Ну ладно, — сдалась я. — Она… действительно новичок.
— Насколько новичок?
— Абсолютный. Еще на гарантии.
— Нет, это не тот подвох.
— Ну… она… — я торопливо поискала подходящие слова, — ничего еще не умеет.
Он поднял бровь.
— Не умеет?
— Только учится завлекать мужчин.
Поскольку Саймону нужна была, конечно, сексуальная женщина, я решила не упоминать о том, как мало Тауни в этом отношении продвинулась.
— И еще… плохо танцует.
— Насколько плохо?
— Ну… плохо.
— А можно поконкретней?
— Помнишь фильм «Джильи»?
— Господи Иисусе. С чего ты взяла, что я возьму дерьмовую танцовщицу?
— Саймон! — протестующе воскликнула я. — Они все у тебя дерьмовые.
— Не все, — сказал он. — И это не значит, что мне нужна еще одна. У нас свои стандарты, знаешь ли.
Я смерила его ядовитым взглядом.
— Ладно, ладно. — Он провел рукой по зачесанным назад волосам. — Что мне за это будет?
Тут я вознегодовала.
— О чем ты? У тебя будет танцовщица-суккуб! Что еще надо?
— Суккуб, которого я беру из милосердия. Оказываю тебе любезность.
Взгляд его сделался расчетливым. Словно он собирался предложить контракт. Да, хороший черт выйдет из него однажды.
— Хочу тебя. На этой неделе потанцуешь у меня два вечера.
— Нет.
— Один вечер.
— Саймон, я ни за что не стану здесь танцевать. Даже из милосердия. Придумай что-нибудь другое.
— Ну, ладно. — Он призадумался. — Хочу тебя.
— Эй, я уже сказала…
— Не как танцовщицу. Просто тебя. Сейчас. На столе.
Я вздохнула. В этом смысле…
— Имею я право, раз уж вынужден нанять плохого суккуба, трахнуть хорошего?
— Интересная логика. А твоя душа тебя не волнует?
Он посмотрел на меня так, словно поверить не мог, что у меня хватило наглости об этом спросить. Точь-в-точь как посмотрела на него я, когда услышала о стандартах в «Ударе ниже пояса».
— Заметано. — Я встала. — Только не в этом обличье. Выбери какое-нибудь другое.
Саймон фыркнул.
— Нужна мне модель в шмотках от Энн Тейлор! В задницу… Хочу шестнадцатилетнюю Лайзу Миннелли. В школьной форме.
Я вытаращила глаза.
— А как выглядит школьная форма?
Он начал расстегивать брюки.
— Ты же умница. Придумай что-нибудь.
Я еще раз вздохнула и перевоплотилась. В малышку с черными, коротко стриженными волосами. С гладкой, как у ребенка, кожей. В юбочке из зеленой шотландки, с такой же жилеткой. Саймон одобрительно хрюкнул.
Я повернулась к нему спиной и пригнулась к столу, надеясь, что все произойдет быстро. Не будь он так похож на ласку… было бы, наверное, легче.
Он провел руками по моим ногам, задрал юбку. И вдруг застыл.
— Стринги? Ты спятила, женщина?
— Мерзавец, — сказала я.
И превратила стринги в белые хлопковые трусики.
— Не понимаю я этого.
Он стянул их и вошел. Во всяком случае, я так предположила. Не слишком-то он был хорошо оснащен. Страшно хотелось спросить: «Ты уже там?» Но я сдержалась — ради Тауни. Не желая рисковать, что он обидится на меня и не возьмет ее на работу.
Размеров Саймону не хватало, зато пыла было не занимать. Он вцепился мне в бедра, больно царапая ногтями, и принялся пахать так усердно, что пришлось ухватиться за стол покрепче. Потом, разнообразия ради, перевернул меня на спину. Расстегнул блузку и лифчик, обнажил маленькие дерзкие грудки, едва достигшие поры расцвета. Не сводя с них глаз, закинул мои ноги себе на плечи.
Затем вернулся к делу и, когда достиг финиша наконец, порадовал меня приливом энергии. Не слишком сильным — Саймон, считай, уже работал на ад. Но очень мне нужным.
Он отпустил меня. Я села на столе. Чувствуя себя удовлетворенной хотя бы энергетически, если не физически. Ничего особенного я не делала, разве что изображала удовольствие, но Саймон взирал на меня так, словно мы прошли всю «Камасутру».
— Это стоит того, чтобы принять на работу неумелого суккуба, — сказал он довольно, натягивая брюки.
Мне хотелось сказать, что лучше бы он воздержался от подобных суждений, пока не увидит Тауни воочию. Но я всего лишь улыбнулась. Ибо знала, когда следует промолчать.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
Саймон дал энергии не слишком много, но мне опять приснился этот сон.
Он начался с того же мытья посуды, и все повторилось — я сновиденная заглянула в гостиную, улыбнулась девочке. И вернулась к посуде. Я настоящая беззвучно молила ее заглянуть туда еще раз. Мне хотелось смотреть на малышку снова и снова. Этими кудряшками и глазками с длинными ресницами я могла бы любоваться вечность.
Словно услышав, сновиденная я повернулась к двери в гостиную. Девочки там не оказалось. Во сне я быстро вынула руки из воды. В тот же миг послышался шум падения. Затем плач. И я проснулась.
Было утро. Энергия пропала. Что меня, по правде говоря, уже не удивило. Странным было другое — ощущение холода, пробиравшего до костей. И сырости, как будто я лежала в воде. Я пощупала себя за руку. Та оказалась сухой. Тем не менее пришлось надеть самый теплый свитер, какой нашелся в доме, и только после этого мне удалось согреться.
В магазине работы в тот день хватало, но все шло, в общем-то, как обычно, пока Мэдди, уже в конце дня, не напомнила, что вечером я обещала с ней куда-нибудь пойти. Услышав это, я чуть в витрину не влетела. Поскольку накануне умудрилась пообещать вечер еще и Сету. Со мной такое случалось, когда я чувствовала себя выбитой из колеи.
Пришлось, как я частенько поступала, решить проблему путем объединения обоих обязательств в одно.
— Мэдди хочет потусоваться сегодня вечером, — сказала я Сету. — Кажется, ей одиноко. Ничего, если я возьму ее с собой?
— Конечно, — ответил он, не отрываясь от ноутбука.
Мэдди я сказала:
— Сет должен сегодня посидеть с племянницами. Не возражаешь присоединиться?
Она, в отличие от Сета, задумалась ненадолго. И выглядела при этом скорее озадаченной, чем огорченной.
— Я вообще-то с детьми не очень… Не потому, что не люблю их… просто не знаю, что с ними делать.
— Девочки чудесные, — заверила я ее. — Они тебе понравятся.
Хотя на самом деле чувствовала себя немного неловко, вынуждая ее принять участие в семейном мероприятии Мортенсенов. Почти всю дорогу Мэдди молчала, думая неизвестно о чем. Родные Сета жили на севере города, возле Лейк-Форрест-парк. Дома на их улице казались сделанными под копирку, зато в них было где разместиться двоим взрослым и пятерым детям, и ради этого, видимо, стоило идти на жертвы.
— О господи, — сказала Мэдди, когда мы вошли.
Взору предстали сразу все пять дочерей семейства Мортенсен. В возрасте от четырех до четырнадцати лет, светловолосые и голубоглазые, как их матушка.
— Кажется, это была не очень хорошая идея…
Я огляделась. Сет приехал первым, Терри и Андреа уже отправились за покупками. Мы угодили в разгар какого-то спора. Четырнадцатилетняя Бренди пыталась перекричать девятилетнюю Кендалл и двойняшек Морган и Маккенну, которым было по шесть. Молчала только четырехлетняя Кейла, сидевшая на диване рядом с дядей. Понять с ходу, о чем спор, было невозможно.
— Она сплетет паутину! — прокричала Кендалл.
— Да не сплетет она. У нее просто название такое, — попыталась вставить измученная Бренди, но на нее никто не обратил внимания.
— А он разорвет ее рогом! — парировала Маккенна.
Морган в подтверждение разрубила воздух рукой.
— Не разорвет, если обезьяна успеет его накрыть целиком, — возразила Кендалл.
— Единорог быстро бегает. Ей его не поймать.
— Тогда он трус! — торжествующе провозгласила Кендалл. — Кто уклоняется от боя, автоматически считается проигравшим.
Двойняшки озадачились.
— Глупости все это, — сказала Бренди. — Единорогов не бывает.
Все тут же развернулись к ней и протестующе завопили.
— Эй! — крикнула я, перекрыв общий гам.
Умолкнув, они уставились на меня с таким видом, словно не понимали, откуда я взялась.
— Что тут происходит?
— Спор о том, кто победит, случись единорогу сразиться с паучьей обезьяной, — сказал Сет.
Мэдди издала странный звук. Не то всхлипнула, не то засмеялась.
— Захватывающий и аргументированный, — добавил Сет бесстрастным голосом.
Бренди застонала.
— Единорогов не бывает!
— Это паучьих обезьян не бывает! — крикнула Маккенна.
— Они как раз есть, — сказала Бренди. — Так что спор бессмысленный.
Кендалл посмотрела на нее сердито.
— Он гипотонический.
— Гипотетический, — поправила я.
— Не пугайтесь, — сказал нам с Мэдди Сет. — Это еще цветочки по сравнению с дебатами о русалках и кентаврах.
— Девчонки, — воззвала я. — Это — Мэдди.
И представила ей всех по очереди.
— Привет, — нервно сказала она детям.
Потом растерянно поглядела на Сета. После аукциона она вообще держалась с ним несколько скованно, и я мысленно велела себе поторопить его со свиданием.
— Может, я зря пришла…
Он подарил ей ту свою улыбку, от которой у всякого делалось легче на душе. Мэдди, чуть расслабившись, улыбнулась тоже.
— Нет. Лишний помощник не помешает.
Сет встал и подхватил на руки Кейлу.
— Главное — чем-то их занять, пока все, кому нет девяти, не улягутся в постель.
Двойняшки горестно взвыли.
Я посмотрела на Бренди и Кендалл.
— Задача вроде бы несложная.
— Не спеши, — предостерегла меня Бренди.
Кендалл тут же куда-то понеслась. Вернулась с большой картонной коробкой и принялась тыкать ею мне в лицо.
— Посмотри, что мне бабушка прислала.
Это оказалась игра «Монополия».
— Выпуск «Индустриальная революция»? — изумилась я.
— Чуть ли не единственный, которого она еще не присылала, — заметил Сет. — Не знает уже, видно, за какую соломинку схватиться.
— Тебе на Рождество ее подарили? — спросила я у Кендалл. — Неужели ты ее хотела?
— Я собираюсь стать биржевым мандатом, когда вырасту.
— Магнатом, — поправила я. — Ты же вроде хотела стать пиратом?
Она посмотрела на меня с жалостью.
— У пиратов медицинской страховки нету.
Я ткнула пальцем в коробку.
— Но «Индустриальная революция»… почему не «Барби»? Или «Сефора»? — От последнего я, пожалуй, и сама не отказалась бы.
— Индустриальная революция была важным периодом в истории западной цивилизации. Развитие производства оказало большое влияние на нашу культуру и социально-экономический статус. — Она сделала паузу. — Будете играть?
— Там есть ткацкий станок? — спросила Мэдди.
Сет засмеялся.
— Есть.
— Играю, — сказала она.
Кейла на руках у Сета уже засыпала. При виде ее закрывающихся глазок мне вспомнилась вдруг сновиденная девочка. Сердце екнуло, и стало не до «Монополии». Я подошла к Сету.
— Знаешь что? Давай ты поиграешь, а я их уложу.
— Справишься?
— Конечно.
Он передал мне Кейлу, и вокруг моей шеи обвились маленькие ручки. Я двинулась к выходу, двойняшки поплелись следом. Мэдди, поняв, что остается одна, поглядела на меня растерянно. Но я была за нее спокойна. Иной раз, когда тебя вынуждают общаться, скорей учишься.
Двойняшек удалось уложить на удивление быстро — потому, наверное, что спали они в одной комнате. Конечно, в компании с сестрой, с которой можно пошептаться и похихикать, всегда веселее… Проследив за чисткой зубов и переодеванием в пижамы, я предупредила, что еще зайду их проверить, и закрыла за собой дверь.
Отнесла Кейлу в их общую с Кендалл спальню. Кейла вообще разговаривала мало, молчала и теперь, пока я надевала на нее розовую ночную рубашку и укрывала одеялом. Потом я присела на край кровати и вручила ей, подняв с пола, плюшевого единорога. Она крепко обняла игрушку.
— Думаю, он победит паучью обезьяну, — сказала я.
Кейла не ответила, только посмотрела на меня огромными голубыми глазами. Доверчивыми и любящими, точь-в-точь как у моей сновиденной дочери. И мне невольно подумалось — каково было бы делать это каждую ночь?.. Укладывать дочку спать, целовать ее в лобик. Просыпаться утром, снова видеть ее…
Испугавшись, что расплачусь на глазах у ребенка, я собралась уходить. Но Кейла, к моему несказанному удивлению, вдруг тронула меня за руку.
— Джорджина… — сказала тихим, тоненьким голоском.
Я снова села.
— Что?
— Не уходи.
— Ох… надо, миленькая. Тебе пора спать.
— Придут чудовища.
— Какие еще чудовища?
— Страшные.
— А… Те, что живут под кроватью?
Именно там, по моему мнению, и должны были обитать почти все чудовища. Кроме тех, с которыми я играла в покер и ходила по кабакам.
Кейла помотала головой и показала на потолок.
— Там. В космосе.
— Это инопланетяне?
Если бы не мысль о том, что она боится спать в одиночестве, я пришла бы в полный восторг. Малышка заговорила со мной впервые за все время знакомства. Причем так же разумно, как ее старшие сестры… хотя этому, наверно, удивляться не приходилось.
— Нет. Чудовища. Они летают в воздухе и приходят в человеческие сны.
Теперь я поняла, почему она боится спать.
— Тебе снятся кошмары?
— Нет. Но чудовища близко. Я их чувствую.
От этих слов и серьезного выражения ее личика по спине у меня побежали мурашки.
— Мне посидеть, пока ты не уснешь? Тогда они не придут?
— Может, и не придут. — Она снова тронула меня за руку. — Ты волшебница.
Тут я подумала, не родилась ли она медиумом, как Эрик и Данте. В том, как девочка сказала это, чувствовалось нечто большее, чем детская вера в волшебство. Скорее знание. За ней стоило понаблюдать… но не сейчас, конечно. Спрашивать, не видит ли она ауру, я тоже не стала.
— Ладно, — сказала я. — Посижу.
Прилегла рядом с ней, и некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Потом я начала тихонько напевать, и она, улыбаясь, закрыла глазки. Открыла их, когда я умолкла.
— А какие слова у этой песни?
— Э-э-э… — С ответом я нашлась не сразу.
Песня была из далекого прошлого, на древнегреческом диалекте, на котором уже никто не говорил. Мне пел ее когда-то мой муж… Перевести слова вот так, с ходу, я не могла и поэтому запела на родном языке. Звуки его, некогда привычные, казались теперь странными, и слова выговаривались с некоторой запинкой.
Кейла, слушая, вроде бы заснула. Допев, я выждала несколько минут, потом осторожно поднялась с кровати. Девочка не шелохнулась. Тогда я выключила свет, вышла из спальни и вернулась к игрокам в «Монополию».
— Луддиты сжигают фабрику. Плата пятьсот долларов. — Бренди, глядя на карточку «Шанс», скорчила гримасу. — Слабовато.
— Я больше заплатила, когда фабричное законодательство урезало использование детской рабочей силы, — сказала Мэдди.
Как я и надеялась, она чувствовала себя уже вполне непринужденно.
Кендалл бросила кости и продвинула вперед на три номера миниатюрную оловянную книжечку «Оливер Твист».
— Мне нужна работа, чтобы иметь капитализм для инвестиций.
— Капитал, — поправили ее все хором.
Кендалл посмотрела на меня.
— Я могла бы поработать у тебя в магазине. Подпольно.
— Типа складывать книги в подпол? — спросила Бренди.
Кендалл сделала вид, что не слышит.
— Тебе не нужен помощник?
Я взъерошила ей волосы.
— Пока не подрастешь — увы.
Мэдди двинула вперед оловянный ткацкий станок.
— Да, пока ты только играть умеешь. С таким помощником — конец магазину.
Бренди спросила у меня:
— Как тебе работа управляющим? Труднее?
— Да нет… просто немного другая.
Кендалл просветлела.
— Я могу работать на твоем прежнем месте.
— Извини. Его нету. Мэдди заняла.
Она вздохнула.
Сет выставил еще никем не купленную фабрику и зашуршал деньгами.
— Как девочки, легли без скандала?
— Да. Только Кейла не сразу заснула. Боялась кошмаров.
Он поднял на меня удивленный взгляд.
— Она сказала это? Разговаривала с тобой?
— О, у нас была долгая беседа. Смеялись, плакали, делились страхами и надеждами… Думаю, ее ждет карьера оратора.
— Кто такой «оратор»? — спросила Кендалл.
— Человек, который выступает перед публикой, — объяснила Мэдди. — Произносит речи.
— А. Ну, дяде Сету оратором не стать.
Все засмеялись.
— Не стать, — подтвердила Мэдди. — Мне тоже.
Сет дал ей пять.
— Интроверты объединяются.
Бренди снова выпал «Шанс». Она застонала.
— Холера! Сколько можно!
Когда вернулись наконец брат и невестка Сета и мы отправились восвояси, Мэдди порадовала меня признанием, что чудесно провела время.
— С такими умненькими детьми, как у Мортенсенов, можно иметь дело. Терри и Андреа мне тоже понравились. Хорошие в этом роду гены.
— Да, — согласилась я.
Про себя я решила, что Мэдди надо почаще выводить в люди. Это шло ей на пользу — повеселела, глаза заблестели. Вечер удался. Завезя ее к Дагу, я поехала домой. Боги парковки меня покинули, место нашлось только за пять кварталов. Пока шла пешком, по дороге попался газетный автомат. На работе я обычно просматривала заголовки, но в тот день не успела. Поэтому остановилась перед ним, и вскоре мое внимание привлекла одна статья.
Говорилось в ней о мужчине, который стал жертвой иллюзии. Ему приснилось во сне, что если он переплывет пролив Пагет, его нуждающаяся семья разбогатеет. Увы, далеко он в ледяной воде не уплыл — утонул. Парадокс заключался в том, что его жизнь была застрахована на солидную сумму. И, хотя поступок этот можно было счесть суицидальным, компания собиралась страховку выплатить. Его семье предстояло-таки разбогатеть.
Мне представился вдруг этот бедняга, исчезающий в темных волнах. Вспомнилось сегодняшнее утро, вернулось странное ощущение холода и сырости. Дыхание на миг остановилось, как будто легкие были полны воды. Я обхватила себя руками, вся дрожа. Вода. Кругом вода. Холод. Тьма. Удушье…
Кое-как стряхнув наваждение, я заставила себя наконец сдвинуться с места. И поспешила домой — греться.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
— Ты снова здесь? — изумился Данте, когда я вошла на следующий день в его заведение, где было, как обычно, пусто. — Вот уж не думал, что появишься.
— Я тоже, — призналась я.
Тут меня с моими проблемами не ждали, но больше идти было некуда.
— Почему ты до сих пор не разорился?
— Сам не понимаю. Пришла ты, конечно, не для того, чтобы подарить мне лучшую в моей жизни ночь. Шанс с «Эль Гаучо» уже упустила…
— Я пришла, потому что снова видела сон.
— Суккуб, ты меня используешь. — Он вздохнул, уселся за свой колченогий стол. — Ладно, рассказывай.
Я устроилась напротив и поведала о событиях последнего сна.
— Сюжет, однако, развивается неторопливо, — сказал он, выслушав. — Секунд тридцать прибавилось?
— Это что-нибудь значит?
— Черт меня дери, если знаю.
Я прищурилась.
— Ты самый поганый толкователь на свете.
— Неправда. — Он облокотился на стол, подпер рукой подбородок. — Я хороший толкователь. Просто в твоем сне нечего толковать. Это плач подсознания о бесплодии. Скорее всего. А еще — свидетельство дурного музыкального вкуса. Ты каждый раз слышишь эту песню?
Я только вздохнула.
— Сон явно не пророческий, поскольку иметь ребенка ты точно не можешь. — Он с задумчивым видом побарабанил пальцами по столу. — А усыновить?..
— Это была моя дочь, — твердо сказала я. — Моя плоть и кровь. Я это чувствовала.
— Ладно. Не мне спорить с иллюзорным материнским инстинктом. Тем более что на самом деле это неважно. Содержание сна, я имею в виду. А что важно, как я понимаю, — так это потеря энергии.
Я готова была его обнять.
— Ну наконец-то. Ты признал, мать твою, что это важно.
— Сложилась повторяющаяся последовательность, которую уже нельзя считать случайной.
— И что же это значит?
— Ты хочешь слышать мнение самого поганого толкователя на свете?
— Черт… Говори уже!
— Будь ты человеком, я со всей уверенностью сказал бы, что тебя захватили.
Я вздрогнула.
— Что? Как это понимать?
Он задумался. Накрыл мою руку своей и рассеянно принялся поглаживать. Я не отреагировала, потому что в голове так и звенело слово «захватили». Тут же вспомнилась малышка Кейла.
«Чудовища… они летают в воздухе и приходят в человеческие сны».
— Мы оба знаем, — сказал наконец Данте, — что во вселенной есть множество сверхъестественных существ. Некоторые обитают в мире снов и не имеют никакого представления о гуманности. Как, впрочем, и ты. И не очень-то, честно говоря, они от тебя отличаются. Тоже жаждут человеческой жизни и энергии и высасывают их через сны.
— Но со мной же они не могут этого делать?
— Хм. — Он отпустил мою руку. — Вроде бы так. Ты не вырабатываешь собственной энергии. А тоже ее воруешь. Но кто их знает?
Я содрогнулась. При мысли о том, что какое-то существо — паразитирующее — захватило меня и высасывает жизнь, мне стало тошно. Хотя я и понимала, что делаю то же самое, и с моей стороны его судить — лицемерие.
— Но… что это может быть за существо?
— Понятия не имею. Не знаток.
— Ты же толкуешь сны! Должен знать все о сновиденных… тварях!
— Сверхъестественные твари — область Эрика, не моя. Спроси у него.
— Ты самый поганый толкователь на свете.
— Это я уже слышал. — На лице его вновь появилось насмешливое выражение. — Ну так как, займемся сексом?
Я встала.
— Нет!
Данте развел руками.
— И что тебе еще нужно? Полезную информацию ты на сей раз от меня получила. Неужели доза помешает… пусть и маленькая?
— Дело не в этом. — Я вдруг заколебалась. — Я… тебя уже знаю.
— То есть?
— Будь ты какой-то посторонний парень, я, может, и согласилась бы. Но ты уже… — другом я его назвать не могла, поэтому спешно искала подходящее слово, — знакомый.
Похоже, я основательно сбила его с толку. Вид у Данте стал довольно забавный.
— Не понимаю, суккуб.
— У меня есть друг. Я тебе говорила. Когда я сплю с каким-то случайным… посторонним человеком, то это как бы и не измена ему. Но с человеком, который…
— …тебе нравится?
Померещилось мне, или в глазах у него и впрямь мелькнула надежда, когда он это спросил?
— Ты мне не нравишься. Но, правда, и не противен. Дело в том, что ты не посторонний. И это будет изменой.
Он несколько секунд не отрывал от меня взгляда, и надежда — если она была, конечно, — растаяла.
— М-да, теперь меня не удивляет, что суккуба так легко принять за смертную женщину. Те же игры и полное отсутствие здравого смысла.
— Мне пора.
— Вечно тебе пора. Куда на этот раз? К какому-нибудь постороннему парню?
Я двинулась к двери.
— Нет, к Эрику. Возможно, он впрямь сумеет сказать мне что-то полезное.
— Я уже сказал тебе полезное!
— Не уверена.
— Ладно… дай-ка я закроюсь, и посмотрим, что скажет Ланкастер.
Я остановилась.
— Что значит «посмотрим»?
Данте выхватил из-под кассы ключи.
— Ты разбудила во мне любопытство. Хочу поучаствовать. Кроме того, ты должна мне за помощь, раз не хочешь переспать.
— Да уж, «помощь», — пробормотала я.
Он двинулся к двери вместе со мной.
— Тебе не приходило в голову, что мне твои беды вовсе не безразличны, хоть ты и считаешь меня бесполезным?
— Нет, — сказала я. — Не приходило.
Тем не менее я все же взяла его с собой в «Аркана лимитед».
Эрик распаковывал книги, когда мы вошли. Еще не подняв головы, почувствовал меня и улыбнулся.
— Мисс Кинкейд, как я… — Тут он заметил Данте и умолк.
Впервые за все время нашей дружбы я увидела в его глазах откровенную неприязнь. Это было непривычно. И даже пугало.
— Мистер Мориарти…
Данте кивнул.
— Рад вас видеть.
Судя по выражению лица Эрика, ответной радости он не испытывал. Старик выпрямился, подошел к стойке. Скрестил руки на груди и смерил нас обоих пристальным взглядом.
— Чем могу служить?
Ни обычной сердечности, ни предложения выпить чаю. Я неуверенно начала:
— Мы… то есть Данте… считает, что нашел ответ на мой вопрос.
Данте нацепил свою фирменную ухмылочку. Если он тоже питал к Эрику неприязнь, то скрывал ее умело.
— Ответом я это не назвал бы, суккуб. Скорей предположением.
— Мне снова снился тот же сон, — объяснила я Эрику. — Уже несколько раз. И я теряла энергию. Данте думает, что меня могло захватить… какое-то сновиденное существо.
Я запнулась на последних словах, поскольку сама мысль все еще казалась дикой.
— Но что это за существо, он не знает. Говорит, возможно, вы знаете.
Эрик перевел взгляд с Данте на меня. Наш совместный приход его по-прежнему не радовал, но слишком уж долго старик заботился обо мне, чтобы отказать теперь в помощи. Я и сама не знала, когда успела заслужить его доброе отношение. И чем. Вздохнув, он жестом пригласил нас сесть за стол. Но чаю так и не предложил.
— Чтобы нечто подобное произошло с суккубом, и представить трудно, — заговорил он наконец.
— И я так думаю, — сказал Данте.
Маска беспечности соскользнула с его лица. Как во время нашего предыдущего разговора, взгляд сделался задумчивым и пытливым. Мне вспомнился знакомый инженер-механик, любитель всяких технических загадок. Его хлебом не корми, дай только с чем-нибудь этаким разобраться. Так и Данте загорался, похоже, каким бы испорченным и тяжелым человеком ни был.
Эрик устремил на меня изучающий взгляд. Для него я тоже стала вдруг любопытной головоломкой.
— Вообще-то я сказал бы, что так обычно действуют… онейриды.
Об онейридах я кое-что знала. Из древнегреческих мифов, на которых выросла.
— Духи сна?
— Больше чем духи. Дети Никты и Эреба.
Я содрогнулась. И эти имена были мне знакомы. Никта и Эреб. Ночь и Мрак. Изначальные порождения хаоса. Могущественные и опасные. Наш мир, вышедший из хаоса, всегда стремился — с этим согласна даже наука — в него вернуться. И разрушители Эреб и Никта, способные разорвать вселенную на части, являли собой такую угрозу, что их держали нынче в заточении. При мысли о том, что жизнь из меня могут высасывать их дети, мне стало дурно.
Данте обдумал сказанное.
— Да, похоже. И все-таки маловероятно.
— Практически невероятно, — согласился Эрик. — Чтобы кто-то захватил суккуба — такого я в жизни не слыхал.
— А чем вообще занимаются онейриды? — спросила я.
Мужчины обменялись взглядами, словно ожидая ответа друг от друга. Заговорил в конце концов Эрик:
— Посещают смертных во сне и питаются эмоциями, вызванными этими снами. Жертвы онейрид просыпаются иссушенными и больными.
Меня опять кольнуло — во сне, по легенде, посещали мужчин суккубы, отбирая жизнь…
— Именно это со мной и происходит, — сказала я, — может, все-таки они?..
— Может, — сказал Данте, — но кое-какие детали не совпадают. Онейриды сами насылают сны. Кошмарные, как правило. Страх и другие темные эмоции сильнее и… вкуснее для них. А у тебя сны другие… милые.
— Милые?
— Ну, не кошмары, в любом случае. Они тебе нравятся. Вызывают приятные, даже счастливые эмоции. Будоражат до глубины души… но все же это не тот тип эмоций, который предпочитают онейриды.
— И, — подхватил Эрик, — вы для них отнюдь не идеальный выбор, это точно. Всего лишь связующее звено с миром смертных и их энергией. Чтобы своровать ее у вас, онейриды должны дождаться сперва, пока вы сами ее возьмете. А им гораздо проще брать силу непосредственно у человека.
Тут я кое-что вспомнила.
— Была еще одна странность… кроме потери энергии. — И поведала, как, проснувшись, чувствовала себя замерзшей и мокрой.
— Да, это странно, — сказал Данте. — Но есть ли тут какая-то связь со снами?
— Не знаю… только тем же вечером я читала статью о человеке, который сошел с ума и попытался переплыть пролив. Он думал, что поможет этим своим родным… и впрямь помог, поскольку они получат страховку. И когда я эту статью прочла, снова ощутила себя мокрой и замерзшей. Это было так… словно я стала им. Чувствовала то же, что и он. Как будто сама тонула.
— Эмпатия, — сказал Данте. — Ты просто представила, что он должен был чувствовать.
— Нет. — Я нахмурилась, вспоминая пережитое. — Не представила, а почувствовала. И точно знала, что это его чувства, того человека. Как знала, что девочка во сне — моя дочь. Нутром.
Данте глянул на меня раздраженно.
— Надо было раньше об этом рассказать.
— Я забыла. И связи тоже… не видела.
— С тобой когда-нибудь уже случалось такое? Ощущение чего-то, чего ты на самом деле не переживала?
— Как будто нет.
Эрик посмотрел на Данте.
— Ясновидение?
— Не знаю. Не похоже. Слишком многое не складывается.
Данте снова уставился на меня.
— Ты своим об этом рассказывала?
Я покачала головой.
— Джером в отъезде. О самом первом сне я ему говорила, но он не придал значения.
— Понятия не имею, что со всем этим делать, — сказал Данте.
— Я тоже, — вздохнул Эрик. — Но ради вас… попытаюсь что-нибудь разузнать.
— Спасибо, — сказала я. — Я очень ценю вашу доброту.
Мы поднялись, и в тот же миг перемирие между Эриком и Данте закончилось. Взгляд Эрика снова стал неприязненным. А Данте принял вид насмешливый и самодовольный.
— Мисс Кинкейд, — сухо начал Эрик. — Вы знаете, что я питаю к вам величайшее уважение и буду счастлив оказать любую помощь, какая только понадобится. Вижу, мистер Мориарти тоже готов вам помогать. Но я предпочел бы, чтобы вы…
— …не приводили меня больше, — закончил Данте и отсалютовал. — Заметано, старик. Жду тебя, суккуб, возле машины.
Он развернулся и вышел. Но настроение у Эрика не улучшилось. Я чувствовала исходившую от него волну неприязни. Он считал Данте дурным человеком. Я была на самом деле гораздо хуже. Однако мне он симпатизировал. Странно… в чем же тут дело?
— Простите, — сказала я Эрику. — Я не знала, что вам это будет неприятно.
— Вы и не могли знать, — устало ответил он. — Да и, в конце концов, я сам вас к нему направил.
— Постараюсь держаться от него подальше, — пообещала я.
Снова поблагодарила старика и тоже покинула магазин.
Данте ждал меня, прислонившись к машине. На губах играла насмешливая улыбка, и о чем он думает, было не понять.
— За что Эрик тебя так не любит? — спросила я.
Он выпрямился.
— За то, что я плохой человек и занимаюсь плохими делами.
— Нет, этого мало, — сказала я. — Не настолько ты плох, во всяком случае, с виду. Все твои грехи — надувание клиентов и пустые разговоры. Хотя… сегодня ты даже говорил кое-что дельное. Так что репутацию злодея никак не оправдываешь.
— Откуда ты знаешь?
Я пожала плечами.
— Инстинкт.
Данте одним быстрым движением вдруг обнял меня и притянул к себе. Упершись руками ему в грудь, я попыталась было вырваться, но не смогла. Пылкость изголодавшегося мужчины, жар его тела… мое собственное тело внезапно откликнулось, возжаждав объятий, которые не были бы для меня работой. Когда случалось чувствовать подобное, я всякий раз пугалась. Поскольку суккуб во мне немедленно пробуждался тоже, почуяв близость пищи. Вопреки всем моим горделивым уверениям, что я не сплю со знакомыми мужчинами, мне захотелось сейчас, чтобы он меня поцеловал. Дал ощутить свою энергию… хотя бы ее вкус.
Он потянулся губами к моему рту. Я зажмурилась, и… вдруг он застыл. Отпустил меня и попятился.
Открыв глаза, я уставилась на него с удивлением.
— Какого черта? Приставал, приставал — и отступаешь?
— Ты пуста и голодна, суккуб, — сказал он. — Взять тебя сейчас — все равно что воспользоваться перепившей девчонкой.
— Да. А ты, конечно, никогда этого не делал.
— Мне давно не восемнадцать. — Он открыл дверцу. — Мы едем или нет?
Я некоторое время еще смотрела на него, вспоминая надежду, которую вроде бы видела в его глазах раньше. И думала, что язвительность Данте вполне может на самом деле оказаться защитой, скрывающей неуверенность, — как у многих. Но от психоанализа вслух воздержалась и села наконец в машину. Мы поехали обратно в его лавочку, болтая по дороге ни о чем и поддразнивая друг друга. Отгораживаясь легкомыслием от того серьезного, что могло произойти между нами.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.
— Я не серийный убийца, поверьте. Просто жаль было упускать такой случай.
— Ох, — сказала я. — Платили бы мне десять центов каждый раз, как слышу это…
Лиам — парень, купивший свидание, — засмеялся и открыл передо мной дверцу машины. У него был шикарный черный «лотус элис», привезенный из Великобритании. Меня это впечатлило. Машина выглядела свежевымытой, и это тоже впечатляло, хотя и печалило немного — дождь мог хлынуть в любой момент.
— Нет, правда, я слышал очень хорошие отзывы, — добавил Лиам, заводя двигатель. — Поэтому надеюсь, вам понравится, хоть и мрачновато для праздников.
Идти на благотворительное свидание я не жаждала, но все равно пришлось бы, рано или поздно. И, когда Лиам позвонил и сказал, что купил билеты на спектакль по рассказам Эдгара По, я рассудила, что для уплаты долга день сегодняшний подходит не хуже любого другого. К тому же По мне нравился. Свидание предстояло провести в обстановке и впрямь несколько страшноватой для этого благословенного, самого радостного времени в году, но то был промах не Лиама, а театра. После спектакля мы собирались еще поужинать.
По дороге в театр Лиам показал себя именно таким, как я и ожидала. Неглупым. Милым. Довольно остроумным. Работал он в какой-то инвестиционной компании, но был так добр, что не стал грузить меня деталями. Мы обменивались шуточками, анекдотами и забавными случаями из жизни. Конечно, с Сетом мне в любом случае было бы приятнее, но на один вечер и Лиам вполне годился, к тому же заплатил он столько, что имел полное право провести этот вечер весело.
Спектакль оправдал мои надежды. Начался он с «Маски красной смерти», продолжился «Бочонком амонтильядо». И завершился «Сердцем-обличителем» — конечно, куда же без этого гвоздя…
— «Маску красной смерти» я раньше не читал, — сказал потом Лиам.
Машину мы оставили у театра, решив пройти пешком шесть кварталов до ресторана, где был заказан столик.
— Хотя увлекся По еще в школе. Это аллегория, видимо подразумевающая, что смерти избежать невозможно? Запрись на все замки, не поможет…
— Да нет, даже и не аллегория. — Я задумалась. — Люди всегда поступали так во время эпидемий. Запирались. Или уезжали. Порой выгоняли заболевших из города и закрывали ворота.
— Ужасно, — сказал Лиам, заходя в ресторан.
Итальянский, в который без записи было не попасть. К свиданию он, надо отметить, подготовился основательно.
— Других способов уберечься они не знали, — пожала я плечами. — Как и того, что вызывает болезнь. Личная гигиена и упование на судьбу — вот и все средневековые средства борьбы с эпидемиями.
— Аукционист не сказал, что вы знаток истории, — поддразнил он.
— А если бы сказал? Вы не стали бы торговаться?
— Смеетесь? Красивая женщина, которая на первом свидании произносит такие слова, как «эпидемии», «средневековые»… Я предложил бы еще больше.
Я улыбнулась, и мы направились вслед за метрдотелем к нашему столику. Приятно было, что Лиам оценил мои исторические познания, но увлекаться не следовало. Я знала куда больше, чем положено обыкновенной девушке, и могла нечаянно упомянуть какие-то подробности, которые и вовсе никому не известны. Поэтому я сменила тему:
— Аукциониста, видно, отвлекли другие участницы.
— А, вы про ту воинствующую феминистку, что выходила перед вами?
Я нахмурилась.
— Нет, про высокую блондинку в серебряном костюме, которую он купил.
— О, эта могла, — согласился Лиам. — Чумовая девица. Красивая, но чумовая.
— Красивая?
— Да. Хотя до вас ей, конечно, далеко, — поспешно добавил он, неправильно истолковав мой вопрос. — Но парень считал иначе. Рук от нее оторвать не мог.
— Что вы. Он к ней не притрагивался.
— Это на сцене. А после аукциона…
— Что?
Тут к нам подошел официант, и пришлось ждать, пока Лиам сделает заказ.
— Я видел их после аукциона, — объяснил он, покончив с этим. — Задержался, чтобы помочь Динне. Она — подруга моей бывшей жены… Так вот, эти двое друг от друга не отлипали. И ушли вместе.
— Не может быть…
По словам Тауни, ушла она одна. И вечером после аукциона ничего между ними не было. На следующий день она появилась у меня вся в слезах. И если даже соврала, что дело с Ником расстроилось — а зачем ей врать? — то энергии, да еще недавно взятой, у нее точно не имелось. Сжечь ее за такой короткий срок Тауни могла только многократным перевоплощением… причем на уровне нечеловеческих обличий, а этого она, как новенькая, пока не умела. Выходила какая-то бессмыслица…
Лиам моей озадаченности, разумеется, не понял.
— Почему не может? — спросил он.
Я покачала головой.
— Нет… это я так… неважно. Надеюсь, время они провели неплохо. А… какое вино вы заказали? Я прослушала…
Не желая портить ужин, новую загадку я отложила на потом и сделала все для того, чтобы Лиам не жалел о потраченных деньгах.
Выйдя из ресторана, мы снова прогулялись пешком до машины. На улице было чудесно, хоть и сыро, — воздух прогрелся почти до десяти градусов. Зима в Сиэтле преподносит порой такие подарки. Ненадолго, к сожалению, — на день-два.
Лиам взял меня за руку. Отнимать ее я не стала. Хотя и попала в несколько затруднительное положение.
Встречаться с ним еще я не собиралась. В случайные связи в этом обличье я не вступала, не желая осложнять себе жизнь. Да и Сету тоже. Поэтому вечер следовало завершить всего лишь дружеским рукопожатием. Но я вдруг остро ощутила нехватку энергии. Так хорошо было после Саймона… однако меня опустошили прежде, чем я успела сделать хоть что-то с его энергией. Хотелось это чувство вернуть, пойти с Лиамом и получить свое. Мы подошли к машине, он развернул меня к себе.
— Что дальше? — спросил.
— Не знаю. — Я все еще разрывалась. — Что вы предлагаете?
Он озорно улыбнулся. Голубые глаза блеснули.
— Это, например?..
Наклонился и поцеловал.
Ах, Лиам… Он оказался хорошим человеком. Очень, очень хорошим. Почти как Сет. Когда наши губы соприкоснулись и его энергия заструилась в меня, я ощутила сладость. Прижалась к нему, чувствуя, как просыпается желание. Не стоило, конечно, делать это в постоянном обличье… но обстоятельства вынуждали. И я приняла решение. Переспать с ним и расстаться. Он славный парень, не будет меня преследовать. Скажу ему утром, что ничего, кроме дружбы, между нами быть не может, он огорчится, но на этом все и кончится.
Он прижал меня к машине. Столько энергии от одного поцелуя… ночь обещала чудеса.
«Да, да. Еще. Еще! Накорми меня…»
Я резко отстранилась от Лиама.
Он посмотрел на меня с вполне понятным удивлением.
— В чем дело?
Дело было в… голосе, прозвучавшем вдруг у меня в голове. Чуть слышном, но отчетливом. То мог быть голос моего желания, отчаянной жажды энергии Лиама. Но он был чужим. Принадлежал кому-то — или чему-то — другому. Мне разом вспомнилось все. Разговор с Данте и Эриком. Некое существо, захватившее меня и вытягивающее энергию. Конечно, я тоже делала это с мужчинами… тем не менее снова почувствовала тошноту. По спине побежали мурашки. Я наполнюсь энергией, и ночью оно явится. Ладно, использует меня. Но через меня — еще и Лиама…
Я посмотрела на него. Такой милый, добрый… И покачала головой, поняв, что не могу допустить этого. Да, мне нужна энергия, но придется тянуть с ее получением сколько удастся. Кормить эту тварь я не хочу.
— Лиам… — начала я медленно. — Мне нужно сказать вам кое-что. Я совсем недавно рассталась с другом… и на аукцион пошла, думая, что смогу… ну, понимаете…
Он вздохнул. Скорее грустно, чем обиженно.
— Вы не готовы.
Я снова покачала головой.
— Простите. Хотела детям помочь и думала… но… Он сжал мою руку и отпустил.
— Ладно… мне жаль, конечно, но я вас понимаю. Вы мне нравитесь… на самом деле я был бы не против даже и серьезных отношений. Но они невозможны, пока вы не готовы. И принуждать вас я не хочу.
О господи. Какой же он хороший.
— Мне тоже очень, очень жаль, — сказала я вполне искренне.
Так хотелось его энергии…
— Не жалейте. — Он улыбнулся. — Поехали, отвезу вас домой.
И отвез, и я поцеловала его в щеку перед тем, как выйти из машины. Он попросил позвонить, если буду готова встретиться еще раз. Я обещала.
Потом он уехал, но домой я не пошла. А позвонила Данте.
Когда он ответил, сказала:
— Это твой любимый суккуб.
И услышала, как он зевнул.
— Так уж и любимый. Чего тебе? Ночь на дворе.
— Поговорить надо. Произошло еще кое-что странное.
— Я в постели, суккуб. И гостей принимать не расположен, если только не хочешь присоединиться.
— Пожалуйста, Данте. Это важно.
Он вздохнул.
— Ладно, приезжай.
— Где ты живешь?
— Ты прекрасно это знаешь. Была здесь тыщу раз.
— Ты живешь в своей лавочке?
— А зачем платить аренду за два разных места?
И я поехала.
На двери висела табличка «Закрыто», но внутри виднелся слабый свет. Я постучала, Данте открыл. Он был в джинсах и тенниске, словно не ложился, но, судя по всклокоченным волосам, я и впрямь подняла его с постели.
— Извини, — сказала я. — Наверно, надо было все-таки дождаться утра.
— Поздно извиняться. Заходи.
Он провел меня через заднюю дверь. За ней оказалась большая комната — сочетание гостиной, кабинета, продовольственного склада и… рабочей мастерской.
— Эрик правду сказал. — С этими словами я подошла к полкам, заставленным кувшинами и банками с травами и какими-то неизвестными жидкостями. — Ты маг. — Немного подумав, добавила: — Или выдаешь себя за мага.
— Никакой мне веры. Обидно. — Он показал на кресло-мешок и кушетку с пледовой обивкой. — Выбирай, если в постель не хочешь.
Я села на кушетку.
— Да нет, я не то чтобы не верю… просто видела пока одно жульничество. Эрик-то явно за дело тебя не любит и никогда меня к тебе не послал бы, если бы ты ничего не умел.
— Интересная логика. Может, он меня не любит, потому что я обаятельный.
Он зевнул еще раз, протер глаза. И я заметила на сгибе локтя следы уколов, которых раньше под длинным рукавом видно не было.
— А может, за пороки?
Данте проследил за моим взглядом. И пожал плечами.
— Нет, у Эрика причины посерьезней, чем какие-то разовые приходы.
— Опыт мне подсказывает, что не такие уж и разовые.
— Ты пришла меня воспитывать, суккуб?
— Нет, — признала я.
Ни времени, ни желания это делать у меня не было.
— Я слышала голос сегодня вечером.
— Я тоже. Он разбудил меня звонком.
— Данте!
Я торопливо рассказала, что со мной произошло.
Он выслушал с неизменной насмешливой ухмылкой, но в глазах появилась озабоченность.
— Хм. Интересно. Чудовище высунуло голову.
— И что это, по-твоему, значит?
— Понятия не имею. Мы же не знаем, кто это. Могу предположить только, что оно по какой-то причине потеряло терпение. Раньше скрывалось весьма успешно… если не считать воровства энергии, конечно. — Данте улыбнулся. — Оно сейчас не здесь, случайно, не требует, чтобы ты на меня набросилась?
— Извини.
— Не за что. Видать, не такая я жирная добыча, как семисотдолларовый ухажер. Твой хищник не дурак.
Я вздрогнула. Пугала сама мысль о хищнике. И вид у меня, должно быть, сделался несчастный, потому что Данте тоже посмотрел на меня с испугом.
— Помоги мне, пожалуйста, — сказала я. — Да, пока мы ничего не знаем… и я боюсь. Боюсь, что чудовище вернется, поэтому с мужчинами быть не могу. Даже спать боюсь.
Серые глаза уставились на меня изучающе, и в них, к моему изумлению, появилось сочувствие. Лицо смягчилось.
— Суккуб… сегодня можешь спать спокойно. Энергии нет, значит, тебе ничто не угрожает. Одного поцелуя наверняка было маловато.
— Но… мне же все равно придется когда-нибудь взять энергию… и Джерома нету, чтобы ему рассказать…
— Что ж, я могу, наверное, сделать какой-нибудь амулет. Защиту от этой твари.
— Вправду можешь? — Я изо всех сил пыталась скрыть скепсис, но не удалось.
Данте снова скривился.
— Не хочешь, так и…
— Хочу! Прости. Сама не знаю, что говорю. Прошу о помощи и тут же сомневаюсь…
— Да я уже понял, что доверия тебе не внушаю.
— Я приму любую помощь, — сказала я честно.
Он встал, потянулся. Подошел к полкам и принялся разглядывать банки и кувшины.
— Примешь ли? Тебе может не понравиться то, что я должен сделать для изготовления амулета. Он тебе точно нужен?
Я вспомнила голос, жажду неведомого существа.
— Очень. Если только это будет не ожерелье из козлиных кишок, думаю, договоримся.
Он все еще задумчиво смотрел на полки. Потом сказал:
— Потребуется время, боюсь. Знай я, с кем мы имеем дело, было бы легче. А так придется мастерить защиту от всего сразу. Такие амулеты — широкого спектра — самые сложные.
— Значит, сегодня… не получится?
Он повернулся ко мне.
— Сегодня ты в безопасности, забыла? Если хочешь, на всякий случай ночуй здесь. Я спать не буду, покараулю тебя.
Я невольно улыбнулась.
— Как я Кейлу…
— Кого?
— Племянницу моего друга. — Мне снова вспомнился наш странный разговор. — Она сказала кое-что забавное. Не знаю, детские фантазии это… или у девочки, возможно, дар медиума.
— У детей между ними тонкая грань, — заметил он. — Если дар и есть, в школе его быстро выбьют. И что она сказала?
— Что я «волшебница». И что в воздухе летают чудовища, которые проникают в сны.
Он промолчал, и меня вдруг осенило:
— Думаешь, она могла бы помочь?
Но Данте покачал головой.
— Нет. Даже если она медиум, то слишком еще мала и неопытна, чтобы знать, что именно из ее видений может оказаться полезным.
— Но она может почувствовать того, кто меня преследует.
— Да. Имея дар, девочка должна быть восприимчива к аномалиям мира духов и магии.
Интересно… малышка Кейла, возможно, будет когда-нибудь обладать огромной духовной силой.
— Что бы ты посоветовал?
— Кому?
— Ей, например. Чтобы развить дар и не дать школе его выбить.
— Что бы я посоветовал? — Он резко рассмеялся. — Дать выбить. Окажешь ей услугу.
Некоторое время я сидела молча, глядя под ноги. Потом подняла взгляд на него и спросила:
— Почему ты несчастлив?
— Я несчастлив? Имею деньги, ничего не делая…
Я обвела жестом комнату.
— Все об этом говорит. Твое поведение. Следы уколов на руках. Пивные бутылки в углу. То, что ты притворяешься недовольным, а на самом деле рад меня видеть и готов помогать.
— Страдальцы друг к другу тянутся. Ты тоже не особо счастлива.
— Меня в моей жизни все устраивает, — возразила я.
— Ну и живи ею в таком случае и дай мне поспать. — Он демонстративно подошел к двери, распахнул ее. — Когда сделаю амулет, привезу.
Я хотела ответить какой-нибудь колкостью, но передумала. Вид у него и впрямь был усталый. К тому же я знала, что не ошиблась. Данте Мориарти был очень несчастлив и скрывал это при помощи цинизма и наркотиков. Что же мучило его… что омрачало душу?
— Ты скажешь мне когда-нибудь, за что тебя не любит Эрик? — спросила я тихо.
Данте указал на дверь.
— Спокойной ночи, суккуб. И сладких снов.
- Тебя я тоже, кажется, убиваю. - А побыстрей убивать нельзя? - Нет. Заткнись и жуй груши.